Пяток седмой седмицы по Пасце

Если чтения отсутствуют - значит, по данному дню еще не были добавлены тексты.

По первой кафизме:

Чтутся седальны по обычаю.
Абие учиненный чтец:
Толкование Иоанна Златоуста благослови, владыко, прочести. (Или иное название перваго чтения с испрошением благословения)
Иерей:
Молитвами святых отец наших Господи, Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас.
И чтец: Аминь.

Сия́ рек Иису́с, изы́де со ученики́ Свои́ми об он пол пото́ка Ке́дрскаго, иде́же бе вертогра́д, во́ньже вни́де Сам и ученицы́ Его́:

Гро́зно смерть, и стра́ха испо́лнь мно́гаго, но не пред ве́дящими вы́шнее любому́дрие. И́же бо ничто́же о бу́дущых я́вствено ве́дый, но разреше́ние не́кое и кончи́ну жи́зни непщуя, в ле́поту ужаса́ется и бои́тся, яково́ е́же не бы́ти отходя́. Мы же, и́же Бо́жиею благода́тию безве́стная и сокрове́нная прему́дрости Его́ уве́девше, не у́бо бу́дем пра́ведни трепета́ти, но и ра́доватися и благоду́шствовати, я́ко тле́нное сие́ жити оста́вльше, на и́но гряде́м мно́го лу́чше и светле́йше, и конца́ не име́юще. Е́же у́бо и Христо́с уча́ де́лы: не си́лою и ну́ждею, но хотя́ на страсть прихо́дит. «Сия́, рече́, глаго́ла Иису́с, и отъи́де об он пол пото́ка Ке́дрскаго, иде́же бе вертогра́д, во́ньже вни́де Сам и ученицы́ Его́. Ве́дяше же и Иу́да ме́сто преда́вый Его, зане́ мно́жицею собра́ся та́мо со ученики́ Свои́ми». Посреди́ но́щей путь ше́ствует, и реку́ прехо́дит, и тщи́тся ко е́же преда́телю зна́емому ме́сту приити́, отсеца́я наве́тующим труд и свобожда́я злострада́ния их вся́кого: и показу́ет ученико́м, я́ко во́лею на вещь прихо́дит, е́же дово́льно наипа́че их уте́шити бе, - и устроя́ет Себе́ я́коже во узи́лищи, в вертогра́де. «Сия́ глаго́ла им». Что глаго́леши? И у́бо Отцу́ бесе́доваше, и у́бо моля́шеся? Что у́бо ра́ди не глаго́леши, я́ко преста́в от моли́твы, прии́де та́мо? Зане́ не моли́тва бе, но бесе́да, учени́к ра́ди быва́ема. И внидо́ша ученицы́ Его́ в ме́сто. Си́це их стра́ха свободи́, я́ко не боя́тися про́чее, но и в вертогра́д вни́ти. Ка́ко же Иу́да та́мо идя́ше? Отку́ду уве́дев та́мо прии́де? Отсю́ду я́вствено, я́ко мно́гажды в нем обнощева́ше. Не у́бо, бы а́ще в дому́ пребыва́л, в пусты́ню прише́л бы Иу́да, но в хра́мину, та́мо ча́я обрести́ Его́ спя́ща. Да́же не у́ слы́шав вертогра́д, кры́тися вознепщу́еши, наведе́: «я́ко ве́дяше Иу́да ме́сто», и не про́сте, но и мно́жицею собира́ся та́мо со ученики́ Свои́ми. И́бо мно́жицею им сопребы́сть осо́бная, о ну́жных бесе́дуя и и́хже непра́ведно слы́шати ины́м. Твори́т же сие́ и на гора́х и в вертогра́дех, наипа́че чи́сто от молв взысќуя при́сно ме́сто, я́ко бы не мысль отража́ти послуша́ния. «Иу́да же, прие́м спи́ру и от архиере́й и фарисе́й не́ких, прихо́дит та́мо». И си́и множицею иногда́ посла́ша я́ти Его́, но не возмого́ша. Отню́дуже я́вствено, я́ко и тогда́ во́лею Себе́ издаде́. И ка́ко спи́ру увеща́? Му́жи бе́ша во́ини, име́ний ра́ди твори́ти вся поучи́вшеся. «Иису́с же, ве́дый вся гряду́щая Нань, изы́де и глаго́ла им: Кого и́щете?». Си́речь, не от прише́ствия о́нех ожида́ше сия уве́дети: но несмуще́нне, я́ко вся ве́дый сия́, си́це и глаго́лаше, и творя́ше. Что же ра́ди со ору́жии нахо́дят, хотя́ще я́ти? Боя́хуся после́дующих. Сего́ ра́ди и в безго́дии но́щей надста́ша. «И изше́д, глаго́ла им: Кого́ и́щете? Они́ же глаго́лаху: Иису́са назаряни́на». Ви́дел ли еси́ си́лу небребори́му: ка́ко посреде́ сый, ослепи́ их очеса́? Я́ко бо не тма вино́вна бе, изъяви́л есть евангели́ст, рек: я́ко и свеща́ имя́ху. А́ще же не свеща́ бы́ли бы́ша, от гла́са у́бо подоба́ше позна́ти. А́ще же и они́ не ве́дяху, ка́ко Иу́да не ве́дяше, сопребыва́я Ему́ всегда́? И́бо и той стоя́ше с ни́ми, и ничто́же ве́дяше вя́щше, но и паде́ с ни́ми взна́к. Сотвори́ же сие́ Иису́с, явля́я, я́ко не то́кмо я́ти Его́ не мо́гут, но ниже́ уви́дети посреди́ су́ща, а́ще не бы им попусти́л. «Па́ки глаго́ла им: Кого́ и́щете?». О́ безу́мия! Глаго́л Его́ пове́рже их взна́к , и ниже́ си́це возврати́шася, толи́ку уве́девше си́лу, но па́ки напа́дают те́миже. Егда́ у́бо Своя́ вся испо́лнил есть, тогда́ про́чее Себе предае́т, «и глаго́ла им: «Рех вам, Аз есмь». Стоя́ше же и Иу́да преда́вый Его́». Зри нетя́жестное евангели́ста: ка́ко не досажда́ет преда́телю, но повеству́ет бы́вшее, еди́но то́кмо показати тща́ся, я́ко все Его́ попуще́нием бысть. Та́же, да не кто возглаго́лет, я́ко Сам их на сие́ приведе́, - Себе́ вручи́в и я́вствено устро́ив им, - показа́в вся, я́же дово́льна бе́ша их возрази́ти. Но поне́же у́бо пребы́ша во зло́бе и ни еди́н же имя́ху отве́т, тогда́ Себе́ вручи́, глаго́ля: «А́ще у́бо мене́ и́щете, оста́вите сих ити́». Да́же до после́дняго часа́, е́же к ним человеколю́бие показу́я. А́ще бо Мене́ тре́буете рече́, ничто́же вам к сим о́бще да бу́дет. Се бо Себе́ предаю́. «Да соверши́тся сло́во е́же рече́: я́ко не погуби́х от них ни еди́наго». Поги́бель же зде, не сию́ рече́ я́же сме́ртию, но о́ну ве́чную: Евангели́ст же и о настоя́щем сие́ прия́т. Подиви́тжеся у́бо кто, ка́ко не я́ша их с ним и ссеко́ша. И наипа́че Петру́ раздражи́вшу их, и́миже к рабу́ сотвори́. Кто ли у́бо их держа́ше? Ин никто́же, пове́ргшая же их взна́к си́ла. Е́же и евангели́ст явля́я, я́ко не онех ра́зума бе, но я́ко Того́ си́лы же и изрече́ния, наведе́: «Да сло́во соверши́тся, е́же рече́ Иису́с: я́ко никто́же от них поги́бе». Петр у́бо дерзну́в сим гла́сом и уже́ бы́вшим, вооружа́ется на наше́дших. И ка́ко рече́ повеле́н бы́вый ни мешца́ име́ти, ни двою́ ри́зу, ножь име́ет? Мне ви́дится себе́ самого́ убоя́вся угото́витися дре́вле. А́ще же глаго́леши, ка́ко повеле́нный не зауши́ти, мужь уби́йца быва́ет? Наипа́че у́бо не отмсти́ти повеле́ся. Зде же не себе́ отмсти́, но Учи́теля. Пото́м же, ниже́ конеч́ни не́како бе́ша и соверше́нни. Ты же, а́ще хо́щеши Петра́ любому́дрствующа уви́дети - у́зриши по сих, ураня́ема и кро́тце терпя́ща, безчи́сленая стра́жуща лю́тая и не раздража́ема. Иису́с же и зде чудод́ействует, вку́пе и наказу́я, я́ко зле творя́щих благоде́тельствовати подоба́ет: и си́лу открыва́я Свою́. Сему́ у́бо у́хо отдаде́, Петру́ же рече́: «я́ко вси прие́мшии ножь, ноже́м умру́т». Я́коже и при умове́нии сотвори́л есть, преще́нием си́лу его́ осла́бив, си́це и зде. И́мяже раба́ прилага́ет евангели́ст, поне́же мно́го ве́лие быва́емое бе. Не я́ко исцели́ то́кмо, но я́ко и нань прише́дшаго, и ма́ло по́сле хотя́щаго зауши́ти Его, и я́ко ю́же отсю́ду хотя́щую воздвиза́тися рать на ученико́в удержава́ет. Сего ра́ди и и́мя положи́л есть евангели́ст, якобы́ тогда́ прочита́ющим леть бы́ти взыска́ти и испыта́ти, а́ще у́бо во и́стинну бы́ша бы́вшая. Не про́сте же и десно́е у́хо глаго́лет: но мне ви́дится устремле́ние рещи́ апо́столово, я́ко спро́ста на са́мую устреми́ся главу. Но Иису́с не преще́нием то́кмо его́ держи́т, но и ины́х утеша́ет глаго́ля: «Ча́шу ю́же даде́ ми Оте́ц, не пию́ ли ея́?». Показу́я, я́ко не о́нех си́лы бе быва́емое, но Его́ попуще́ния, и явля́я, яко несть богопроти́вен не́кий, но послушли́в до сме́рти Отцу́.

Тогда́ про́чее «поима́ется Иису́с, и связа́ша Его, и отведо́ша ко А́нне». Что ра́ди к А́нне? От сла́дости крася́хуся быва́емыми, я́ко у́бо одоле́ние поста́вивше. «Бе же сей тесть Каиа́фе. Каиа́фа же сей бе совеща́в иуде́ем, я́ко поле́зно есть еди́ному челове́ку умре́ти, а не всему́ язы́ку поги́бнути». Что па́ки воспомяну́ нам проро́чества евангели́ст? Явля́я, я́ко о спасе́нии сия́ быва́ют. И толи́ко и́стинны премно́жество, я́ко и враго́м сия́ провозглаша́ти. Да́же бо не ю́зы слы́шав послу́шатель, смуща́ется, - воспомина́ет проро́чества о́ного, я́ко спасе́ние вселе́нней, смерть Его́ бе. «После́дова же Петр и ины́й учени́к». Кто есть ины́й учени́к? Сам сия́ написа́вый. И что ра́ди себе́ не глаголет? Егда́ бо на пе́рси нападе́ Иису́совы, в ле́поту себе́ сокрыва́ет. Ны́не же что де́ля сие́ твори́т? Тоя́же ра́ди вины́. И́бо и зде ве́лия исправле́ния повеству́ет: я́ко всем отскочи́вшим, той после́доваше. Сего́ ра́ди кро́ет себе, и предлага́ет от себе́ Петра́. И себе́ же пону́дися воспомяну́ти ны́не, я́ко опа́снейше повеству́ет други́х я́же во дворе́, а́ки внутрь сый. И зри, ка́ко отсеца́ет свою́ похвалу́. Да́же бо не глаго́лет кто, ка́ко, всем отше́дшим, сей и вну́трьнейше Си́мона вни́де, глаго́лет: «Я́ко и архиере́ю знаемь бе» - я́ко ни еди́ному же чуди́тися, я́ко после́дова, ниже́ о му́жестве сего́ пропове́дати. Чу́до же о́но бе е́же Петро́во: я́ко та́ко боя́знен сый, и до двора́ прии́де, иным отше́дшим. Е́же бо приити́ та́мо, любви́ де́ло есть. А е́же не вни́ти та́мо, боя́зни и стра́ха. Сего́ бо ради и сия написа́ евангели́ст, предпу́тие творя́ отве́ту отверже́ния. Ниже́ бо я́ко ве́лие что о себе́ полага́ет: «Я́ко зна́емь бе архиере́ю». Но поне́же рече́, я́ко вни́де со Иису́сом еди́н, да не вознепщу́еши высо́ка бы́ти ра́зума вещь, полага́ет и вину́: я́коже и Петр вшел бы, а́ще попуще́н был, су́щими по сих и изъяви́л есть. Егда́ же убо изы́де и дверни́це повеле́ его́ ввести́, а́бие вни́де Петр. Что же ра́ди сам его́ не введе́? Христа́ держа́шеся и после́доваше: сего́ ра́ди жене́ повеле́ его́ ввести́. Что у́бо жена́? «Еда́ и ты от учени́к еси челове́ка Сего́?». Он же рече́: «Несмь». Что глаго́леши, о́ Петре? Не пе́рвое ли рекл еси́, я́ко а́ще тре́ба бу́дет ми и ду́шу за Тебе́ положи́ти, положу́? Что у́бо бысть я́ко ниже́ дверни́цы терпи́ши вопроше́ние? Еда бо во́ин бе вопраша́яй? Еда́ бо е́мших кто? Дверни́ца бя́ху, да и отверже́на, и ниже́ вопроше́ние де́рзостно. Не рече́ бо «лестьца́ и губи́теля еси́ учени́к», но «челове́ка Сего́», е́же ми́лующия паче и преклоняемыя бе. Но ничто́же сих претерпе́ Петр. То́жде «еда́ и ты», сего́ ра́ди рече́ся, поне́же Иоа́нн внутрь бе. Си́це кро́тце бесе́доваше жена́. Но ничто́же сих ощути́, ниже́ во ум прия́ти, ниже́ егда пе́рвое, ниже́ егда́ второе. Но ниже́ тре́тие, но внегда́ але́ктор возгласи́. И ниже́ сие́ его́ в помышле́ния приведе, доне́леже егда́ нань Иису́с возре́ го́рко. И той у́бо стоя́ше гре́яся с рабы́ архиере́евыми, Христо́с же внутрь держа́шеся свя́зан. Сия же глаго́лем, не Петра́ осужда́юще, но от Христа́ рече́нных и́стинну показу́юще.

«Архиере́й у́бо вопроси́ Христа о ученице́х Его́ и уче́нии Его». О́ лука́вства! Ча́сте слы́ша во святи́лищи пред наро́дом, глаго́лавшу и дерзнове́нием учащу, ныне хощет уве́дети. Поне́же бо согреше́ние ничто́же имя́ху принести́, о ученице́х вопроша́ху: не́гли где суть, и что ра́ди их собра́, и что хотя́ и о кото́рых. Сие́ же глаго́лаше а́ки распри́теля и но́вовводи́теля обличи́ти хотя́, я́ко ни еди́номуже внимающу ра́зве еди́ным о́нем, я́ко де́лателищу су́щу лука́ву. Что у́бо Христо́с? Сие превраща́я, рече: «Аз дерзнове́нием глаго́лах ми́ру», а не ученико́м осо́бная. Аз дерзнове́нием уча́х во святи́лищи. Что у́бо? Ничто́же ли глаго́лав сокровенне? Глаго́ла у́бо, но не я́ко си́и непщева́ху: боя́хубося и со́нмы творя́, но а́ще где слы́шания мно́гих высоча́йша бо глаго́лемая бе́ша. «Что мя вопроша́еши? Вопроси́ слы́шащых». Не безсту́дствующаго суть глаго́лы, но дерза́ющаго и́стинною рече́нных. Е́же у́бо начина́я глаго́лаше: «А́ще Аз сведе́тельствую о Себе́, сведе́тельство Мое́ несть и́стинно», сие́ ны́не гадательствует, от преизлишства хотя́ достове́рно сотвори́ти сведе́тельство. Егда́ же у́бо ученико́в воспомяну́, «что, рече́, Мене́ о Мои́х вопраша́еши? Вопроси́ враго́в, наве́тников, связа́вших: си́и да глаго́лют». Сие́ бо есть и́стинны несомни́тельно указа́ние, егда́ враго́в кто их́же глаго́лет призыва́ет сведе́телей. Что у́бо архиере́й? Потре́бно си́це сотвори́ти истяза́ние - сие́ у́бо не сотвори́. «От предстоя́щих же слуг не́кто, даде́ ему́ зауше́ние», сия́ ре́кшу. Что сего́ бу́дет у́бо су́ровейше? Убо́йся не́бо, ужасни́ся земля́ Влады́чним долготерпе́нием и рабо́в неблагодаре́нием. И́бо что бе рече́нное? Не я́ко бо отрица́яся рещи́ся глаго́лаше «что Мя вопроша́еши», но вся́ку отсещи́  хотя́ неблагодаре́ния вину́. И о сих заушен быв. И вся потрясти́ и погуби́ти и низвести́ моги́й, сих у́бо ничто́же твори́т. Веща́ет же глаго́лы, вся́ко могу́щая зве́рство разру́шити. Но рече́: «А́ще у́бо глаго́лах зле, сведе́тельствуй о зле». Си́речь, а́ще у́бо име́еши зазре́ти рече́нным, покажи́: а́ще же не име́еши, что Мя бие́ши? Зри́ши ли суди́лище молвы́ по́лно, и смуще́ния, и слия́ния? Вопроси́ архиере́й проны́рливе и льсти́ве. Отвеща́ Христо́с, гото́вей я́коже подоба́ше. Что у́бо после́дующее бе? Или́ обличи́ти, или́ похвали́ти рече́нное. Но не быва́ет: но раб его зауша́ет. Си́це не суди́лище, но со́нмища и томи́тельство быва́емая. Та́же, ниже́ си́це обрета́юще что вя́щше, посыла́ет Его́ свя́зана к Каиа́фе.

По скончании же всего чтения, возглашает иерей: Богу нашему слава, всегда ныне и присно и во веки веков.
И чтец: Аминь.
И далее по обычаю службы.

По второй кафизме:

Чтутся седальны по обычаю.
Абие учиненный чтец:
Толкование Иоанна Златоуста благослови, владыко, прочести. (Или иное название перваго чтения с испрошением благословения)
Иерей:
Молитвами святых отец наших Господи, Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас.
И чтец: Аминь.

«Бе же Петр стоя́ и гре́яся». О́ле коли́ким омраче́нием держа́шеся те́плый, и пребы́в, отводи́му Христу́! По толи́ких, ниже́ двиза́ется про́чее, но еще́ гре́ется: да навы́кнеши, ели́ка естества́ не́мощь, егда́ Бог оста́вит. И вопроше́н па́ки, отверза́ется. Та́же глаго́ла сро́дник рабу, «ему́же отре́за Петр у́хо», боле́знуя о бы́вшем: «Не аз ли тя ви́дех в вертогра́де?». И ниже́ вертогра́д его́ в па́мять приведе́ рече́нных, ниже многое друголю́бие, е́же та́мо глаго́лы показа́ о́неми, но вся сия́ от боя́зни изве́рже. Что же у́бо евангели́сти единогла́сне о нем написа́ша? Не ученика́ осуждающе, но нас наказа́ти хотя́ще, коли́ко зло, е́же не Бо́гу все попущати, но на ся наде́ятися. Ты почуди́ся Учи́телеву промышле́нию: я́ко и держи́мь и связу́емь, мно́го творя́ше о ученице́ попече́ние, возре́нием его́ лежа́ща воста́вль и в сле́зы привле́к.

«Приведо́ша Его́ к Пила́ту от Каиа́фы». Бысть же сие́, да судии́ мно́жество и не хотя́щим им пока́жет истяза́нное и́стинны. «Бе же у́тро». Пре́жде да́же у́бо але́ктору возгласи́ти, к Каиа́фе приво́дится, у́тре же к Пила́ту. И́миже показу́ет евангели́ст, я́ко полно́щи вся от Каиа́фы вопраша́емь, ничи́мже обличи́ся: те́мже и посла́ Его к Пила́ту. Но о́на ины́м оста́вль повествова́ти, сам я́же по сих глаго́лет. И смотри́ иуде́й подсмея́тельное. Непови́ннаго е́мше, и ору́жия носи́вше, в прето́р не вхо́дят, «да не оскверня́тся мно́зи». И́бо ќое оскверне́ние, рцы ми вни́ти в суди́лище, иде́же казнь оби́дящии стра́ждут? Одеся́тствующии мя́тву и копр, убива́юще у́бо непра́ведне, не непщева́ху оскверня́тися: в суди́лище же вше́дше, оскверня́ти себе́ мня́ху. И что ра́ди Его́ не уби́ша, но к Пила́ту приведо́ша? Наипа́че у́бо мно́гое нача́льства их и о́бласти отсеца́шеся про́чее, под ри́мляны ве́щем лежа́щым: и и́накоже боя́хуся не казнь по́сле страда́ти, оглаго́лани бы́вше от него́. Что же есть «да ядя́т па́сху»? И у́бо Сам бе сие́ сотвори́в, «во еди́н опресно́ков». Или́ у́бо па́сху пра́зднику весь глаго́лет, или́ зане́ тогда́ творя́ху па́сху, То́йже пре́жде еди́наго сию́ предаде́, соблюда́я Свое́ закла́ние пятку́, егда́ и ве́тхая быва́ше па́сха. Си́и же ору́жия носи́вше, е́же не леть бе, и кровь пролия́вше, о ме́сте опа́сно сло́вят, и изво́дят к себе́ Пила́та. И изше́д рече́: «Ко́е оглаго́лание име́ете на челове́ка Сего́?». Зри́ши ли его́ свобожде́на любонача́льствия и за́висти? Ви́дев бо Его́ свя́зана и от толи́ких води́ма, не вознепщева́ обличе́ние име́ти несомни́тельно оглаго́лания, но вопроша́ет, безме́стно бы́ти глаго́ля суд у́бо их восхи́тити, му́ку же без суда́ повеле́ти о́ному. Что у́бо они́? «А́ще не бы был сей злоде́й, не бы́хом тебе́ его́ преда́ли». О́ безу́мия! Что бо не глаго́лете злодействия, но спокрыва́ете. Что не изоблича́ете зло́е? Зри́ши ли везде отрица́ющыхся, еже от гото́ваго оглаго́лание и ничто́же могу́щых рещи́? А́нна же он, вопроси́ о уче́нии и слы́шав, посла́ Его́ к Каиа́фе. И той вопроси́в па́ки, и ничто́же обре́т, посла́ Его́ к Пила́ту. Пила́т глаго́ла: «Ко́е оглаго́лание прино́сите Нань?». И ниже́ зде име́ют что рещи́, но угада́ньми не́кими де́йствуют па́ки. Отсю́ду сей недоуме́вся, рече́: «Возми́те Его вы, и по закону ва́шему суди́те Ему́». «Ре́ша у́бо они́: Нам не леть есть уби́ти ни еди́наго». Сие́ же глаго́лаху, «да соверши́тся сло́во Госпо́дне е́же рече́, назна́менуя ко́ею сме́ртию хотя́ше умре́ти». И ка́ко сие́ явля́ше «не леть есть нам уби́ти ни еди́наго»? Или́ сие́ рече́ евангели́ст, я́ко не о них то́кмо, но и о язы́чницех хотя́ше убие́н бы́ти. Или́, я́ко распя́ти им не леть есть. А́ще же глаго́лют «не леть есть нам ни еди́наго», во вре́мени о́ном ре́ша. Поне́же я́ко у́бо убива́ху, и ины́м о́бразом убива́ху, показу́ет Стефа́н, ка́мением побива́емь. Но распя́ти Его́ жела́ху, да и о́браз сконча́ния облича́т. Пилат же, свободи́тися тя́жести хотя́, в суд у́бо попуща́ет долг. Вшед же, вопраша́ет Иису́са и рече́: «Ты ли еси́ Царь иуде́йский?». «Он же рече́: От себе́ ли сие́ глаго́леши, или́ ини́и тебе́ сие́ ре́ша?». Что ра́ди сие вопраша́ет Христо́с? Лука́вое иуде́й изволе́ние откры́ти хотя́. Слы́шаще у́бо сие́ от мно́гих Пила́т: поне́же у́бо ничто́же име́ша рещи́ они́ о е́же не мно́гу бы́ти истяза́нию, е́же при́сно обноша́ше, сие́ на среду́ привести́ хо́щет. Поне́же у́бо рече́ им, «я́ко по зако́ну ва́шему суди́те Ему́» - показа́ти хотя́ще, я́ко несть иуде́йское согреше́ние, глаго́лют: «Я́ко не леть есть нам, не бо по зако́ну нашему согреши́л есть, но о́бще есть согреше́ние». Сие́ у́бо соуве́дев Пила́т, я́ко хотя́ бе́дствовати глаго́лет: «Ты ли еси́ Царь иуде́йский?». Не у́бо не ве́дый Христо́с вопраша́ет, но и от него́ осуди́тися иуде́ом хотя́, рече́: «Ини́и тебе́ рекоша?». Е́же у́бо явля́я Пила́т, глаго́лаше: «Еда́ аз иуде́янин есмь? Ро́дство и язы́к и архиере́и преда́ша Тебе́ мне. Что сотвори́л еси?». Зде хотя́ Его́ свободи́ти. Та́же, поне́же рече́: «Ты ли еси́ Царь?», облича́я его́ Иису́с, рече́: сие бо слы́шал еси́ от иуде́й, что ра́ди не опа́сно твори́ши истяза́ние? Реша́ ли, я́ко злоде́й есмь? Вопроси́, что зло сотвори́х: но сие́ у́бо не твори́ши. Про́сте же, вины́ сложи́в от себе́, сие́ глаго́леши или́ отъину́ду? Та́же он, я́ко у́бо слы́ша а́бие не име́ет глаго́лати, про́сте же после́дует наро́ду: «Преда́ша Тебе́ мне» глаго́ля, подоба́ет у́бо Тебе́ вопроси́ти, что сотвори́л еси́. Что у́бо Христо́с? «Ца́рствие Мое́ несть от ми́ра сего́». Возво́дит Пила́та, не зело́ су́ща лука́ва, ниже́ по о́нех: и хо́щет показа́ти, я́ко несть челове́к прост, но Бог и Бо́жий Сын. И что рече́? А́ще от ми́ра сего́ бы́ло бы Ца́рствие Мое́, слуги́ Мои́ подвиза́лися бы́ша, да не пре́дан бу́ду иуде́ом. Е́же убоя́ся еще́ Пила́т - разреши́ томи́тельства зре́ние. Та́же: несть ли и от ми́ра сего́ Ца́рствие Его́? Зело́ у́бо. Ка́ко у́бо рече́ «несть»? Не я́ко не владе́ет и зде, но я́ко свы́ше имее́т нача́льство: и несть челове́ческо, но мно́го бо́льше и светле́йше сего́. А́ще у́бо бо́льше, ка́ко от сего́ ят бысть? Во́лею и Себе́ преда́в. Но не открыва́ет сие́ еще́, но что рече? «А́ще от ми́ра сего́ был бы, слуги́ Мои́ подвиза́лися бы́ша, да не пре́дан бу́ду». Показу́ет зде ца́рствия су́щаго у нас не́мощное, зане́ во слуга́х име́ет кре́пость: Вы́шнее же, самодово́льно есть себе́, ни еди́наго же тре́бующе. Отсю́ду еретики́ прие́мше вины́, чу́жда Его́ бы́ти ре́ша Соде́теля. Что у́бо егда́ глаго́лет: «Во Своя́ прии́де, и Свои́ Его́ не прия́ша»? Что же егда́ глаго́лет: «Не суть от ми́ра, я́коже Аз несмь от ми́ра сего́»? Си́це и Ца́рствие не рече́ от зде бы́ти, не ми́ра лиш́ая Своего́ промышле́ния и настоя́тельства, но показу́я, е́же рех, не су́ще челове́ческо, ниже́ тле́нно. Что у́бо Пила́т? «Темже у́бо Царь ли еси́ Ты?». «Отвеща́ Иису́с: ты глаго́леши, я́ко Царь есмь. Аз на сие́ роди́хся». А́ще у́бо царь роди́лся есть, и ина́я вся роди́шася, и ничто́же привзе́м и́мать. Те́мже, егда́ услы́шиши, «я́коже Оте́ц име́ет живо́т в Себе́, си́це даде́ и Сы́нови живо́т име́ти», ничто́же и́но ра́зве рожде́ние вознепщу́й. И о про́чих та́коже. «И сего́ ра́ди приидо́х, да сведе́тельствую о и́стинне» - е́же есть, да сие́ са́мое ре́ку, и научу́, и увеща́ю всех.

Нравоуче́ние о́смьдесять тре́тие: Я́ко подоба́ет досажда́ему терпе́ти и не отмща́тися, и о ле́ствице Иа́ковли:

Ты же сия слы́ша, о́ челове́че, и зря Влады́ку свя́зана и отводи́ма, ничто́же бы́ти настоя́щия непщу́й ве́щи. Ка́ко бо не безме́стно, а́ще бо Христо́с толи́ка претерпе́ тебе́ ра́ди, ты же ниже́ глаго́л мно́жицею терпиши? Но Той у́бо оплева́ется, ты же украша́ешися ри́зами и пе́рстнями. И а́ще не от всех благохвале́ния получи́ши, неживо́тен бы́ти непщу́еши живо́т. И Сей у́бо поноша́ется, руга́ния терпи́т, я́звы подсмея́тельныя по че́люсти: ты же везде́ почита́тися хо́щеши и не терпи́ши поноше́ние Христо́во. Не слы́шиши ли Па́вла глаго́люща: «Подража́тели мои́ быва́йте, я́коже и аз Христо́в»? Егда у́бо тебе́ кто укори́т, помяни́ Влады́ку своего́, я́ко сия́ руга́нием Ему́ покланя́хуся, и глаго́лы, и ве́щьми Его́ оклеветаху, и поноше́ние мно́го показова́ху. То́йже не то́кмо не отмща́ше, но и сопроти́вными воздава́ше кро́тостию и ти́хостию. Сему у́бо и мы да ревну́ем: та́ко бо возмо́жем и доса́ды свободи́тися вся́кия. Не досажа́яй бо, но малоду́шствуяй и тужа́ о доса́дах - он есть состро́яй доса́ды и ухапля́ти творя́. А́ще бо не боле́знуеши - не досажде́н был еси́: не от творя́щых бо, но от стра́ждущых быва́ет, е́же лю́тая страда́ти. Что бо отню́д боле́знуеши? А́ще у́бо непра́ведне досади́л еси́, си́це наипа́че негодова́ти не подоба́ет, но о́ного м́иловати. А́ще же и пра́ведне, мно́го па́че молча́ти подоба́ет. Я́коже бо а́ще ни́ща су́ща бога́та наре́кл бы кто, ничто́же к тебе́ рече́нных похвала́, но наруга́ния па́че похва́льное. Сице, а́ще досажда́я не су́щая речет, ничто́же к теб́е па́ки поноше́ние. А́ще же обье́млется со́весть рече́нными, да не болез́нуеши глаго́лы, но испра́вися ве́щьми. И сия́ глаго́лю о су́щых во и́стинну доса́дах. Егда́ же у́бо нищету́ поноша́ет и злоро́дие, посме́йся па́ки. Не слы́шащему бо сия́ поноше́ние, но глаго́лющему, а́ки не ве́дящу любому́дрити. Но егда́ премно́гих сия́ глаго́лются, рече́, не ве́дящых и́стинну, нестерпи́ма быва́ет я́зва? Сия убо наипа́че есть стерпи́ма, егда́ тебе́ позо́рище прибу́дет сведе́телей: похваля́ющых, ублажа́ющых, укоря́ющых о́ного, посмеява́ющых. Не отмща́яйбося, но ничто́же реки́й - сей чу́ден от ум име́ющых [есть]. А́щеже никто́же бу́дет ум имея предстоя́щых, си́це наипа́че ему́ посме́йся и наслади́ся позо́рищем небе́сным: та́мо бо тебе́ вси похва́лят, и воспле́щут, и ублажа́т. Довле́ет бо еди́н а́нгел вме́сто Вселе́нныя всея́. И что глаго́лю а́нгелов? Сам теб́е не́когда Влад́ыка чу́дно сотвори́т и пропове́сть. Си́ми по́мыслы да обуча́ем себе́. Несть бо охужде́ние, досаже́ну молча́ти, но сопроти́вное: досажде́ну отмщати. А́ще бо охужде́ние бы́ло бы е́же терпе́ти молча́нием глаго́лемая, не бы у́бо Христо́с рекл: «А́ще кто тебе́ уда́рит в десну́ю лани́ту, обрати́ ему́ и другу́ю». А́ще у́бо не су́щая глаго́лет - и сего ра́ди его́ да ми́луем, зане́ оклевета́ющых привлача́ет му́ку и томле́ние, ниже́ Писа́ние прочита́ти досто́ин: «Гре́шнику бо рече́ Бог: вску́ю ты пове́даеши оправда́ния Мо́я? Седя́ на бра́та своего́ клеве́щеши». А́ще же су́щая рече́т: и си́це окая́нен. Поне́же и фарисе́й су́щая глаго́лаше, но и си́це слы́шащаго у́бо ничи́мже повреди́, но и по́льзова, себе же лиши́ безчи́сленых благи́х, истопле́ние от осужде́ния сего́ пострад́ав. Те́мже от обою́ду: он есть оби́димый, а не ты. Ты же, а́ще трезви́шися, сугу́ба приобрета́еши: и е́же ми́лостива сотворя́ти Бо́га молча́нием: и е́же смиря́тися бо́льши, и вину́ приима́ти от рече́нных исправля́ти соде́янная, и е́же сла́вы челове́ческия презира́ти. И́бо отсю́ду нам боле́знь бысть, зане́ мно́зи ко мнению человеческому упова́ют. Си́це, а́ще восхо́щем любому́дрити, уве́мы до́бре, я́ко ничт́оже челове́ческая. Да нав́ыкнем у́бо, и недоста́тки своя́ да помышля́ем. Да соверши́м вре́менем сих исправле́ния: настоя́щим у́бо ме́сяцем – сие́, приходя́щим же – и́но, и су́щым по о́ном – и́но па́ки да уста́вим себе́ исправля́ти. И си́це, я́коже степе́ньми не́кими восходя́ще, дости́гнем небеси́ ле́ствицею Иа́ковлею. И́бо ле́ствица о́на и сие мне зре́нием о́нем гада́тельствовати ви́дится, е́же пома́лу доброде́телию восхожде́ние, е́юже от земли́ на не́бо взы́ти мо́щно: не степе́нбми чу́вьственными восходя́щим, но прибавле́нием нра́вов и исправле́нием. Да и́мемся у́бо отше́ствия сего́ и восхожде́ния, да получи́вше небес и су́щих та́мо всех наслади́мся благи́х благода́тию и человеколю́бием Го́спода на́шего, И́мже и с Ни́мже Отцу́ сла́ва со Святы́м Ду́хом, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

По скончании же всего чтения, возглашает иерей: Богу нашему слава, всегда ныне и присно и во веки веков.
И чтец: Аминь.
И далее по обычаю службы.

По третьей песни:

Чтутся седальны по обычаю.
Абие учиненный чтец:
Толкование деяний апостольских благослови, владыко, прочести.
Иерей:
Ихже молитвами, Христе Боже, помилуй нас.
И чтец: Аминь.

Во дни о́ны, Варна́ва и Савл возврати́стася во Иерусали́м сконча́вше слу́жбу, пое́мше с собо́ю Иоа́нна нарица́емаго Ма́рка. Бя́ху же не́цыи во Антиохи́и су́щии в це́ркви проро́цы и учи́телие: Варна́ва же и Симео́н нарица́емый Ни́гер, и Луки́е кирине́янин, Манаи́н же И́роду четвертовла́стнику друг, и Савл.

Толкова́ние Златоу́стаго: Едина́че Варна́ву пре́жде помина́ет: еще́ бо Па́вел не бе че́стен, еще́ же зна́мение ни еди́но сотвори́. Зна́мена, я́ко и Па́вел, и Варна́ва, со проро́ки счета́ни бя́ху.

«Манаи́н же И́рода четверовла́стника друг» рече́. Се я́ве, я́ко нрав коего́ждо, а не от е́же от дети́нства житие́ спаса́ет: и зри у́бо, ка́ко И́род зле́йши бе и не хотя́ше пока́ятися, сего́же друг Манаи́н толи́ко приложи́ся, я́ко и проро́честву сподо́бися.

Су́щее: Служа́щим же им Го́сподеви и постя́щимся, рече́ Дух Святы́й: «Отдели́те Ми Варна́ву и Са́вла на де́ло, в не́же призва́х их». Тогда́ пости́вшеся, и помоли́вшеся, и возло́жше ру́ки на ня, отпусти́ша их.

Толкова́ние Златоу́стаго: Я́коже и Оте́ц, и Сын, все твори́та Свое́ю о́бластию, си́це и Дух Святы́й. Де́ло же глаго́лет - пропове́дания, е́же есть сво́йственно Святе́й Тро́ице. Что ж есть «отлучи́те Ми на де́ло»? Си́речь на апо́стольство. Зри па́ки: се рукоположе́нием прие́млет от Луки́я киприя́нина и Манаи́на, па́чеже от Ду́ха Свята́го. Ели́цы бо лица́ после́дня суть, толи́ко светле́йшая Бо́жия явля́ется благода́ть. Рукополага́ется про́чее Па́вел на апо́стольство, я́ко да со вла́стию пропове́дует, я́коже сам глаго́лет: «Не от челове́к, ниже́ челове́ком по́слан бысть на пропове́дание, но Святы́м Ду́хом». Смотри́ же про́чее госпо́дьство Свята́го Ду́ха. Кто у́бо сме́ял бы, в нетакове́й вла́сти сый, сия́ рещи́? Ка́коже рекл есть «проро́ки ви́де»? Сего́ ра́ди пре́жде глаго́ла, я́ко и проро́цы бе́ша, и постя́хуся, и служа́ху. Почто́ не рече́ «отлучи́те Гос́подеви», но «Мне»? Показу́ет едине́ние власти и си́лы Святы́я Тро́ицы: от Ду́ха по́слан быв, от Сы́на рече́ся по́слан бысть. Се и и́нде явля́ет, я́же суть Бо́жия Ду́ховы нарица́я. Глаго́лет бо: «Внима́йте себе́ и ста́ду, вне́же положи́л вы есть Дух Святы́й». И па́ки в друго́м посла́нии: «И́хже поста́вил есть Бог в Це́ркви: пе́рвое апо́столы, второ́е проро́ки, та́же па́стыри и учи́тели». Си́це разли́чно прие́млет сло́во, я́же суть Ду́ха Бо́жия глаго́лет бы́ти: и Бо́жия, па́ки и Свята́го Ду́ха. Загражда́ет же и ина́ко ерети́ческая уста́ глаго́ля: «Иису́с Христо́м и Бо́га Отца́».

Су́щее: Сия́ у́бо по́слана бы́ша от Ду́ха Свя́та, снидо́ша в Селевки́ю, отту́ду же отплы́ша в Кипр. И бы́вше в Салами́не, возвеща́ху сло́во Бо́жие на со́нмищих иуде́йских. Имя́ста же Иоа́нна слугу́, проше́дшаже о́стров да́же до Па́фа. Обрето́ста не́коего му́жа волхва́ лжепроро́ка иуде́янина, ему́же и́мя Варнису́с, и́же бе со анфипа́том Се́ргием Па́влом му́жем разу́мным. Сей призва́в Варна́ву и Са́вла, взыска́ услы́шати сло́во Бо́жие. Противля́шежеся им Елли́ма волхв, - та́ко бо сказа́ется и́мя его́, - иски́й разврати́ти анфипа́та от ве́ры. Савл же и́же и Па́вел испо́лнися Ду́ха Свя́та, и воззре́в нань, рече́: «О, испо́лнене вся́кия льсти и вся́кия зло́бы, сы́не дия́волов! Вра́же вся́коя непра́вды, не преста́еши ли развраща́я пути́ Госпо́дня пра́выя? И ны́не се рука́ Госпо́дня на тя, и бу́деши слеп не ви́дя со́лнца до вре́мене». А́бие же внеза́пу нападе́ нань мрак и тма, и осяза́я иска́ше вожда́. Тогда́ ви́дев анфипа́т бы́вшее, ве́рова, дивя́ся о уче́нии Госпо́дни.

[В зача́лах 32-36 не обрета́ется толкова́ний] Преще́ние Па́влово к Варна́ве о Ма́рце:

Па́вел и Варна́ва живя́ста во Антиохи́и, уча́ще и благовеству́юще сло́во Госпо́дне, со ине́ми мно́гими. По не́ких же днех, рече́ Па́вел к Варна́ве: «Возвра́щшеся, подоба́ет посети́ти бра́тию на́шу во всех гра́дех, в ни́хже пропове́дахом сло́во Госпо́дне, ка́ко пребыва́ют. Варна́ва же восхоте́ поя́ти с собо́ю Иоа́нна нарица́емаго Ма́рка. Па́вел же глаго́лаше: «Отсту́пльшаго от на́ю от Памфили́и, и не ше́дша с на́ми на де́ло вне́же положе́ни бы́хом, не поя́ти сего́ с собо́ю». Бысть у́бо распря́, я́ко отлучи́тися им от себе́.

Толкова́ние Златоу́стаго: Сие́ у́бо живо́т есть, се утеше́ние учи́теля иму́щаго ра́зум, е́же посеща́ти ученики́, еда́ ка́ко не здра́вствуют ве́рою, но хра́млют - и испра́вити их. А́ще у́бо апо́столом си́це ну́жно явля́шеся е́же обраща́тися и ты́яжде гра́ды мно́гажды обхожда́ти, в не́мже сло́во благовествова́ния пропове́даху, посещава́юще и смотря́юще ка́ко живу́т, - кий отве́т хо́щем име́ти мы пред Бо́гом, и́же ни сло́вом исполня́юще, я́же они́ де́лом исполня́ху со мно́зем трудо́м, ше́ствующе свои́ма нога́ма к тре́бующим и я́же ко спасе́нию по́льзующим уча́ще?

«Бысть посреде́ Па́влом и Варна́вою рече́ ра́спря»: еди́ному у́бо пра́вду почита́юще, друго́му же непра́вду - но обои́м о́браз благоче́стия рабо́тающим. Вина́же малоду́шия бысть си - Ма́рко не́кий, бя́ше ше́ствуя с ни́ми на ева́нгельское пропове́дание, от Иерусали́ма до Пе́ргии Памфилики́йския. Та́же апо́столом тру́дно иму́щим путь и жесто́кою душе́ю к подвиго́м оборужи́вшимся, Ма́рко я́ко челове́к облени́вся и нетерпя́ ше́ствование вели́ко и коего́ждо гра́да беды́ и ра́ти, оста́вися ше́ствования апо́стольскаго, возврати́ся в Палести́ну: не Христа́ отре́кся, но ше́ствованию мно́гу су́щу я́ко тя́жку оста́вившуся. Па́влу же и Варна́ве плода́ благоче́стия по́лным су́щим, и сло́во пропове́дания благовеству́ющим, иерусали́мская Це́рковь и язы́ком всем хва́лящим Па́вла и Варна́ву в исправле́ниих - Ма́рко оскорби́ся и уязви́ся душе́ю, по сему́ сло́ву разуме́в у́бо в себе́ си́це глаго́ля: «Я́ко а́ще бых обе́щник был трудо́м их, был бых ны́не обе́щник и похвала́м». Мно́зи бо мно́гажды доброде́тели труда́ ра́ди отбе́гше, су́щая от них похвалы́ ра́ди труди́тися воля́т. Те́мже Ма́рко раска́явся, возврати́ся ко апо́столом: Варна́ва же пока́явшася его́ прия́т, Па́вел же пря́шеся глаго́ля «не ходя́щаго с на́ми на де́ло Госпо́дне, не подоба́ет прия́ти». И бя́ше ра́спря, не не по пра́вде, но о пра́вде, и малоду́шия, и человеколю́бия: Па́вел бо иска́ше пра́ведное, Варна́ва же человеколю́бное. Ра́спрюже иму́ще во́лею, а́ще и соглаша́хуся благове́рием: и в толи́ко любопре́ние приидо́ша, я́ко отлучи́тися друг от дру́гу: разлучи́вшеся не ве́рою, ниже́ прилежа́нием, но челове́ческим малоду́шием. Се же все по смотре́нию бысть. По разлуче́нии бо Варна́ва, Ма́рка прии́м, изы́де на свой путь. По́льзова же Ма́рка, Па́влово опасе́ние: я́коже бо ви́де себе́ изгна́на ле́ности ра́ди, тща́шеся усе́рдием вторы́м путе́м покры́ти пе́рвую ле́ность. Быв у́бо Ма́рко с Варна́вою, Па́вел же тща́шеся успева́я по церква́м, запреща́ше не приима́ти Ма́рка: не я́ко да оскорби́т его́, но да усе́рднейша сотвори́т. И я́коже ви́де святы́й Па́вел Ма́рка потща́ние прии́мша, и отве́товавша второ́е в пропове́дание, начина́ет его́ прилага́ти к апо́столом. И что глаго́лет? «Целу́ет вы, рече́, Ма́рко, анепсе́й Варна́вин, о не́мже прия́сте за́поведи: а́ще прии́дет к вам, приими́те и́». И утеша́ет пе́рвая но́выми вещьми́.

И во проро́цех си́це обрета́ем разли́чными нра́вы и разли́чный обы́чай. Си́речь Илия́ бе остре́йший, Моисе́й же кротча́йший. Та́же и в апо́столех, зельне́йши от Варна́вы бе Па́вел.

«Бысть рече́ разлуче́ние», не вражды́ де́ля или́ гне́ва, но по смотре́нию па́че: я́ко да нака́жут и соверша́т разлуче́ние, тре́буюшим от них уче́ния. Хотя́ше Варна́ва соста́вити Па́влово сло́во: сего́ ра́ди раздели́ся от него́, да бы́хом и мы таково́е отлуче́ние отлучи́лися, да на пропове́дание исхо́дим.

Су́щее: Варна́ва у́бо пое́м Ма́рка, отплы́ в Кипр. Па́вел же избра́в Си́лу, изы́де пре́дан благода́ти Бо́жии от бра́тии, прохожда́ше Си́рию и Килики́ю утвержда́я Це́ркви.

Толкова́ние Севи́ра Антиохи́йскаго: Разлуче́ние у́бо апо́стол, не по вражде́ бысть, но по смотре́нию. Поне́же бо Па́вел хотя́ше с собо́ю поя́ти Тимофе́я, подо́бне Святы́й Дух Варна́ве Ма́рка преда́ст. А я́коже Па́вел его́ любля́ше, слы́шим его́ пи́шуща к Тимофе́ю: «Ма́рка прие́м, приведи́ с собо́ю: есть ми у́бо благопотре́бен на слу́жбу».

Толкова́ние Аммо́ниево: К нездра́вым же со́вестию, рече́м о ра́спри Па́вла и Варна́вы. Ма́рко бо согреши́ оста́вив их, Па́вел е́же целому́дритися его́ гне́вашеся, хотя́ вма́ле оскорби́ти, да ощути́вся он пока́ется, и про́чее отрече́ся твори́ти во́лю свою́, и па́че своего́ хоте́ния после́дует де́лу служе́ния. Варна́ва же просте́йши си, оста́ви ему́ без запреще́ния согреше́ние. Па́вел же прилежа́ше глаго́ля: не та́ко я́коже прилучи́ся отбе́гшаго дружи́ны прия́ти подоба́ет, но отврати́тися его́, я́ко не нам досади́в се сотвори́в, но служе́нию неради́в, Бо́га уничижи́.

«Па́вел же избра́в Си́лу изы́де» рече́. Чу́ден есть сей муж и зело́ вели́к. Ка́ко по́льзова Ма́рка распря́ их! Павлово у́бо стра́шное смиря́ше его́. Варна́ва же бла́гость сотвори́, не ктому́ остави́ти его́. Ко еди́ному же концу́ срета́ется приобре́тение. Па́вла у́бо зря хотя́ща оста́вити его́ - вся́ко убоя́ся и себе́ осуди́. Варна́ву же ви́де си́це его́ прие́млюща - вся́ко ся по́льзова. И исправля́ше [ся] ученик, ра́спри учи́тель ра́ди.

«Прохожда́ше Си́рию и Килики́ю утвержда́я це́ркви». Зри ра́зум Па́влов: не и́дет в други́я гра́ды, пре́жде прие́мше сло́во посети́ти, и́бо без ума́ есть всу́е тещи́. Си́це и мы твори́м, пе́рвых наказу́юще, да не си́и претыка́ние после́дним бу́дут. Зри у́бо его́ всегда́ подвиза́ющася и пеку́ща: не терпя́ седе́ти, а́ще и безчи́сленны прие́мляше беды́.

Коне́ц толкова́нию.

По скончании же всего чтения, возглашает иерей: Богу нашему слава, всегда ныне и присно и во веки веков.
И чтец: Аминь.
И далее по обычаю службы.

На панагии:

Ничто́же я́ко вои́стину я́же в челове́цех и́мут стоя́тельное изве́стно. Се́ни бо вече́рней и траве́ увяда́ющей, челове́ческая сла́ва и житие́ уподо́бися. Что бо се́ни худе́йшее или́ что удо́бь тле́ннейшее травы́? На́шая же и сих суть ле́стнейша: нищеты́ бо и неду́зи и несравне́ния, и е́же внеза́пу нам находя́щая искуше́ния, по земли́ же и по мо́рю, и я́же от наве́т ловле́ния, еще́ же и безвреме́нныя сме́рти, и ели́ка окая́нное сея́ жи́зни обдержи́т разстоя́ние, несоста́вное на́шего жития́ опису́ет обноше́ние: или́ не боле́знь мно́гажды привпа́дши растли́, и град истощи́: или́ не паде́нием сведе́н па́че наде́жды , посы́пан бысть, или́ ветр свали́в, или тро́ха от несоблюде́ния в горле прете́кши, смерть соде́ла. Что бо умрети челове́ку удо́бейшее, а́ще и о́бразом дми́мся, и я́ко не умре́ти вы́симся? До́бре у́бо рече́ глаго́ляй: «О́баче вся́ческая суета́ всяк челове́к живы́й. И́же у́бо о́бразом хо́дит челове́к, оба́че всу́е мяте́тся».

И е́же сего́ го́рше есть: сокрыва́ет, и не весть кому́ собира́ет тай. И ка́ко у́бо уве́сть, е́же о себе́ ничто́же ве́дый? Я́же пред очи́ма не весть, и о бу́дущих мечта́ется. Я́же в руку́ не зна́ет и о незна́емых осужда́ет. Я́же у него́ не свесть, и я́же на высоте́ вы́ше глаго́льствует. Что пома́ле ему́ случи́тся не ве́дый, ве́чная сматря́ет. Ма́лый и худы́й, и́на недости́жна дерза́ет. Челове́к, многонра́внейший и всехудо́жнейший сосу́д, удо́бь истоща́емое смеше́ние, живота́ и сме́рти преде́л, у́мное в ве́щи сосужде́ние же и сложе́ние, в чу́вственых словес́ное уверше́ние, нерукотво́рное те́ло, одушевле́нное ра́дование, преимени́то живо́тное, удо́бь описа́нное стенноподо́бие, богови́дное зерца́ло, го́рних и до́лних сре́днее ме́сто, ви́димо и разумева́емое составле́ние, прия́тное тле́нию и неприя́тно. Челове́к, единодуше́вный цвет, удо́бь прехо́дное осене́ние, удо́бь уведа́ющий злак, удо́бь е́млемый лов, удо́бь отбега́яй раб, многострада́льное и удо́бь реши́мое живо́тно. Кал, и вели́кая дышу́. Персть, и го́рняя облюда́ю .

Се у́бо многоимени́тно живо́тное челове́к. Мно́га у́бо и́мать приво́дная: овогда́ у́бо к го́ршим, овогда́ же к добре́йшим преложе́ния. Мно́га же и оскуде́ния к коемуждо сих: оставле́нием бо до́брых, привнесе́ния прие́м зле́йших. В многострада́льную состра́стне, впаде́ самоизво́льне жизнь, поне́же бо руко́ю Бо́жиею и о́бразом созда́н быв со тва́рию, вы́ше тва́ри почте́н бысть, та́же безсме́ртию пе́рвее во благода́тней че́сти ко́жею облече́н и [в] нетле́ния оде́жду одева́шеся. И подоба́ше всех вку́пе ели́ка под чу́вством, и ели́ка то превзыдо́ша, и́же боже́ственаго в прича́стии бы́вша благоде́тельства, о́вех превзя́ту бы́ти, о́вем же рети́тися: е́же по обои́х глаго́ля че́стех сво́йства. И се получи́ великоле́пне же вку́пе и любоче́стне. И никто́же у́бо домы́слится Бо́жию великода́рию, Свое́й руки́ подоба́ющему созда́нию.

И у́бо пи́щу имя́ше живу́щее о́но ра́йское место. Поне́же и́же ра́ди безстра́стия зря́шеся блаже́нства и а́нгельско пребыва́ние: сан же - слове́сное же, и умное, и безсме́ртное, и неги́бельное: я́ко боже́ственыя сопричасти́вся красоты́, е́же пе́рваго о́браза вообража́юще подо́бие. К сим еще́ всех вку́пе живо́тных о́бласть, ели́ка по земли́ по́лзят, и возду́х секу́т, и мо́крое препла́вают естество́: и и́же в раи́ садо́в, ра́зве еди́ного то́чию на не́мже запове́дное назна́менася предначерта́ние: я́коже обуче́ние ему́ предположе́но, во е́же доброде́тели ра́ди в послуша́ние ве́ры соверше́ние. Того́ бо ра́ди о́браза богови́дное невреди́мо спасе́тся убо, и е́же на дре́вняя добро́ту воображе́ние, в том пребу́дет подо́бие, своего́ не изступи́в пребыва́тельства.

Но увы́ мне! Cе ка́ко рещи́ не и́мам? Прельсти́вся от сове́тника бе́са за е́же к чу́вcтвеным, уклоне́ния же и любле́ния, напра́сно лиши́ся: ра́ю у́бо, не ктому́ граждани́н глаго́лемь: ни царь и́же под руко́ю су́щим велича́юся. Ка́ко бо, и́же го́ршей страсте́м прилепи́ся бу́ести и чрезслове́сным страсте́й подклони́ся стремле́нием, такова́го бу́дет всегда́ во прича́стии вели́чества, и́же еди́ною все свое́ю ду́шу нерабо́тное мудрова́ние, плотско́му поработи́в? Заблужда́ю же увы́ окая́ннаго, ското́м единоро́дия прича́стник умиле́н, не царь похваля́емь, и всенеразу́мием и тя́гостию и боле́знию и страсте́й мно́жеством согнета́емь: я́ко не ине́м, но такове́м грех хода́тай есть.

Что же не такова́, не такова́ ли ны́не на́шая и мно́жае ничто́? Челове́к бо ражда́ется трудо́м: а е́же трудо́м, печа́ль проявле́не после́дует: «В печа́лех бо рече́ роди́ши ча́да». Пе́рвое на ны осужде́ние, таже дои́тся, воспитава́ется, возво́дится, расте́т. Труди́ про́чее отку́ду, по́тове и печа́ли и ско́рби? «В по́те бо рече́ лица́ твоего́ я́си хлеб твой». Второ́е на ны осужде́ние. «Те́рнии и волчцы́ да прозя́бнет ти земля́». Тре́тие се осужде́ние. «В печа́лех ясня́й во вся дни живота́ твоего́». Четве́ртое на ны отрече́ние. «И сонеси́ траву́ се́льную». Пя́тое на ны отрече́ние. «До́ндеже возврати́шися в зе́млю от нея́же взят бысть». Шесто́е се на ны осужде́ние. «Я́ко земля́ еси́ и в зе́млю отъи́деши». Се седмо́е на нас отрече́ние, пропису́юще настоя́щаго ве́ка седмори́чное число́.

О́ осужде́ния го́ршаго, ему́же несть преде́ла, ни прехожде́ния! О́ гла́са, его́же никто́же и́же от ве́ка уста́вом возрази́ти возмо́же! Сия́ го́ркий вкус дре́ва и дре́внее превраще́ние. Сия́ зми́ев сове́т и за́поведи преступение. Сия́ пе́рвое преступле́ние и к чу́вственым любле́ние же и усвое́ние. Красе́н бе и добр в снедь и́же мене́ умертви́вый плод. Ей, проявле́нне. Но мне ме́рзскаго греха́ есть хода́тай сла́дко вкуше́ние. Но мне му́тно го́рести возвраще́ние введе́, сме́ртию живо́т премени́вши. И́бо тогда́ увяда́ющее и тлетво́рное в ме́сто неги́бнущаго и невре́днаго жития́ избра́ти увеща́. И в ме́сто е́же по земна́го и теку́щаго оста́вити пребыва́ния, и́же на небесе́х лобза́ти жи́тельство ду́хом. И безтеле́сным присовокупля́тися си́лам, состра́стную жизнь нам представи. И да реку зна́ятельнейшее: в ме́сто безсме́ртныя я́же в раи́ пи́щи, во многостра́стную и сластолю́бную жизнь и пита́ние осужде́ни бы́хом.

Сего́ ра́ди зове́т глаго́ляй: «Челове́к в че́сти сый не разуме́». Почто́? «Зане́ приложи́ся скоте́х несмы́сленых и уподо́бися им». Отсю́ду про́чее втече́ тма́ми страсте́й полк, грехо́в мно́жество, неду́гом ви́ны, безвре́менныя сме́рти, пре́жде во́зраста восхище́ние, тлетво́рныя и теле́сныя стра́сти, о ни́хже мно́жицею у́мный наш попаля́ется челове́к. Отсю́ду напра́сныя сме́рти, безнаде́ждная спаде́ния, ненача́янныя беды́, нево́льная искуше́ния: е́же безхоте́ния, нищеты́, льсти, зави́ды, ловле́ния, двоестоя́ние, ме́рзости, е́же во граде́х страхова́ния, я́же на земли́ и в мо́ри, овогда́ у́бо истопле́ния, овогда́ же напа́ствования: и ели́ка просто, многоболе́зненую челове́ческую содержа́т жизнь, я́же не отню́ду, ра́зве отсю́ду нам прираста́ют, а́ще и тма́ми мудри́тися мним. Что же, не отсю́ду ли нам е́же от хоте́ния му́жеска, глаго́лю же е́же от кро́вий отверже́ние? А е́же и подо́бию безслове́сных живо́тных ражда́тися, и жи́ти, и умира́ти и разруша́тися, и се зело́ ху́де и окая́нне, кото́рый нам прозябе́ терн, отку́ду ток истече́ния ? На́шего составле́ния вины́, от ни́хже возраста́ти и состаре́ти естеству́ прибыва́ет. Еще́ же печа́ловати и услажда́тися, е́же мощи́ и здра́ву бы́ти и боле́ти. Оба́че под бла́знеными лежа́ти непщева́ньми, а́ще проявле́нне растле́ние умножа́ющееся оскудева́ющему и ра́внаго ме́ньшее превраще́ние и уя́тие. Отку́ду толи́ко еже на предвеще́м обноше́ние и ве́тхое тече́ние, ра́зве от нея́ же рех вины́? Елма́ у́бо сия́ си́це и толи́цем злым подлежа́т на́ша, что тле́нных не оста́вльше, пребыва́ющая притваря́ем себе́.

Почто́ коне́чнаго не отбе́гше студа́ к дре́вней сла́ве востещи́ гряде́м? Не изтрезви́м ли ся бра́тие про́чее? Не возри́м ли на не́бо горе́, зе́млю оста́вльше доле с земны́ми засыпа́ньми? Не. сро́дное ли возведе́м? Не земну́ю ли клеть оста́вльше, оста́тельную же и удо́бь раздруша́емую, к пе́рвому на́шему е́же в раи́ пребыва́нию, преложе́нием е́же смотре́нию благосове́тия востече́м? Неви́димое ли все презре́вше благоле́пие, ко е́же на небеси́ возврати́мся добро́там? Не а́ще что и подоба́ет пострада́ти е́же жи́ти, безслове́сне отре́кшеся, слове́сны бы́вше ко о́бразу и́дем пе́рвому подо́бию? Что твори́м нас саме́х смире́ны, высо́цы бы́вше? Что зри́мых придержа́щеся, мы́сленых лиша́емься? Что не почита́ем о́браза су́ще и е́же по о́бразу? Что не усрами́мся зва́ния? Что отлага́ем благода́ть? Что рабы́ страсте́м себе́ твори́м, созда́ни бы́вше свобо́дни? И́бо свобо́дою Христо́с нас свободи́. Несть в нас иуде́й, ни е́ллин, ни ски́фин, ни ва́рварин. Несть му́жеский пол, ни же́нский. Вси еди́но есмы́ о Го́споде, благодатию есмы́ спасе́ни, сы́нове бы́хом Бо́жии. Дасть бо нам власть ча́дом Бо́жием бы́ти. Посла́ Бог Дух Сы́на Своего́ в сердца́ на́ша, вопия́ а́вва оте́ц. Те́мже не ктому́ есмы рабы́, но сы́нове. А́ще ли сы́нове и насле́дницы Христа́ ра́ди, да никто́же у́бо худы́ми на́ше благоро́дие похуля́ет, да не го́рнего Оте́чества утаи́вшеся, приле́пше бу́дем злей сей и до́лу тя́жущей жи́зни, и от тли ничто́же иму́щей мно́жае. Не настоя́щая па́че бу́дущих предсуди́м, ниже́ от нетле́ющих произволи́м тле́нная, да не небеса́ оста́вльше име́ти себе́ жили́ще, земля́ клеть и́мамы со живу́щими во гробе́х устрое́ни. Воспряне́м про́чее бра́тие и побди́м, тя́жкий и ле́ностный сон оттря́сше: и от о́чию душе́вною пагубу отъе́мше, разуме́им, кото́раго и отку́ду есмы́, ко́е и каково́ на́ше созда́ние, ка́ко со всем устрое́ни бы́хом. Та́же чу́вственым мы́слене, па́че ума́ же мы́сленым прилага́емся и сматря́ем наипа́че.

Кто положи́ сия́ все? Кто творя́й и претваря́я то́чию? е́же хоте́ти. Кто созда́вый от земли́ челове́ка и в зе́млю возвраща́я? Кто «положи́вый тму закро́в Свой» и спокрыва́яй о́блаки Свои́х суде́б бе́здну? Дави́д да уве́рит тя челове́че: «Удиви́лся есть, глаго́ля, ра́зум твой от мене́, утверди́ся и не возмогу́ к нему́». Па́че в лепоту: «Кто бо уве́де ум Госпо́день, или́ кто сове́тник Ему́ бысть?». Кто да́вый ме́ры жи́зни и уставля́я ле́та, предуве́деная Ему́ пре́жде составле́ния? Кто возвожде́ния же и превозра́стия челове́ческому ро́ду припряги́й? И о́вому пресеца́ет, о́вому продолжа́ет ле́том преде́лы. И к сим, кто создава́яй во утро́бе живо́тно, и мла́де творя́ ле́потне, и составля́я род, и опису́я вид, во еди́ною добро́ты исполне́ние? Кто извае́т зрак и вообража́ет младе́нца? Кто сочинева́ет чле́новы, и солагает у́ды, и водружа́ет сосу́ды? Кто составля́ет удово́м сложе́ния, подо́бным потре́бам теле́сным слича́я о́бразы? И пре́жде сих еще́: кто одушевля́ет кал, и совокупляет персть ду́ху, и челове́ка представля́ет одушевле́на? Кто кровь у́бо в плоть, в ко́сти же хракоти́ну: и о́во у́бо согусти́в, овоже усырив, воеди́но собира́ет пресла́вно сочета́ние? Кото́рый во утро́бе животопи́сец о́браз сеннопи́шет, и шароде́льствует живо́тно, и блеск влага́ет, и пи́шет ка́чества, издолба́ет глубины́ и начерта́ние составля́ет? Кто обтяза́яй жи́лы и жле́зы влеку́яй, и арти́рия дидра́гам совокупля́я, и кровны́я жи́лы кро́ви исполня́я? Кто ко́сти ко косте́м, и чле́ны к членово́м совокупля́ет, и пло́тию порыва́ет, и вне́шниим прило́гом великоро́дне одева́ет? Кото́рый во ятро́ усмо́швец ко́жу соде́ла, и таи́нней пло́ти, безве́стно мокро́ты явля́емое ко́жи зре́ние про́сто си́це углади́в: та́же стягну́в, вся́чески угото́ви? Кто созда́вый сердца́, и бубре́ги притяги́й, и утро́бам изобре́т слага́ния? Кто даяй жизнь и дыха́ние вся́ческим? И пре́жде сих и еще́: Чи́е де́ло вели́кий сей и всесострое́ный мир? Ка́ко не́бо устрое́но бысть, вели́кое и све́тлое всем прикрове́ние? Отку́ду той окру́га о́бразом облага́ет не́цыи, колеси́ подо́бно прекообраща́емо, и зве́здным ноше́ние ча́сто валя́ющееся? И пре́жде сих, кто пре́жде ми́рное чинонача́лие ангелоле́пному соста́ви чи́ну? Кто сих невеще́ственая и пла́менная существа́, во тмы же и ты́сященача́лия необра́зным вообрази́ ви́дом, многови́дне упестри́? Отку́ду тех о́гненое и светови́дное и перна́тое, ле́гкое же и ве́треное? Что о́строе же и к служе́нию благоупря́тное и худо́жное, и зело́ бы́стро летя́щее и высокопа́рное: и е́же на вся́кая нетру́дне но́сится, и́мже боже́ственое повелева́ет запове́дание? Чие́ умудре́ние просте́ртый сей возду́х, и е́же вы́ше сего́ возду́шный огнь? Ка́ко то́жде, овогда́ устужда́ет, овогда́ же согрева́ет: о́во у́бо, е́же по естеству́ мокрото́ю, о́во же, е́же к го́рниим приближе́нием. Кото́рый тка́лий или пестри́тель такову́ю поня́ву истка́, к прия́тию со́лнечных лучь ключа́ему? Коего́ хитреца́ предо́брое се и позе́мное утвержде́ние? Кто и́же сия́ неугорще́нне худо́жествовав, на чесо́мже тоя́ утвержде́й сокрове́нии, подпо́ри связа́шася? Отку́ду вели́кая сия́ вещь мо́ре и непрепла́ваемая вода́ о́на и безме́рная, во еди́но собира́ется совокупле́ние? Отку́ду многови́днии ро́дове живо́тны, ели́ка вы́ше земля́ лета́ют, и по земли́ пля́жут , и в вода́х проныря́ют? Отку́ду исхо́дят са́дове и ро́ди садо́внии, и древеса́ возвыше́ная и высо́кая? Отку́ду се́менем ро́ди, и па́ственым па́ствы, и ни́вы бы́льны, цве́тницы же и ра́еве, и река́м исто́чницы истече́ния? Кто положи́вый гора́м высоты́ и горбе́жа тем отдели́вый, и делово́м расто́ргнув вы́я, и сим ча́стая ме́ста припря́г, и юдо́лию подсла́в, и по́ле, и ду́бры .

Кто же дождооте́ц, или́ кто роди́вый ка́пли росны́я? От чре́ва же чи́его исхо́дит го́лоть, рече́, и́же бу́рею глаго́лавый ко И́ову? Скро́вища же градна́я кто уве́де? Кто зи́ждай дух, и утвержда́й гром, и сне́гу запове́дуяй? Кто мо́лнию у́бо вдаждь, до́ждевы же к напое́нию земли́ испуща́я, и река́м наднева́тися повелева́я? От ко́ихже недр возво́дятся о́блацы? Кото́рая же скро́вища ве́тры изводя́? Кто положи́ сия́ все, кто содержа́я го́рстию? Кто движа́й и оживотворя́я и я́звы, и воду еди́нем ма́нием? Кто положи́вый мо́рю преде́л песо́к? Стра́хом же чи́им обуздава́емо согражда́ется и утиша́ет, и сво́их преде́л внутрь влеко́мь содержи́тся, и мо́крых не преистече́т врат: но я́коже обре́тницы на усте́х повеле́ние нося́щи, на зе́млю у́бо сосе́дыня не востае́т, в себе́ же взнаковоспяща́ющися, пе́ны у́бо пара́ми низлага́ет, ко устна́м же бу́рею смеша́ется и вспять отхо́дит, ра́бский опису́ющи о́браз? Отку́ду тому́ тма́ми живо́тных разли́чно все́яшася ро́дове, от ни́хже вся́ко по́лзающаго ви́да зри́тся род, в ви́ды, и че́сти, и вели́чества многови́дне разсыпа́емь и хитрецу́ сло́ву удивля́яся, па́че ума́ благоча́дия же и ра́зума.

Я́ко да не по ча́сти все глаго́лю, - и́бо ино́го в настоя́щее вре́мя тре́бует упражне́ния е́же о ко́емждо Бо́жиих созда́ний сло́во, е́же опа́снства ра́ди опису́ющее ра́зум же и достиже́ние, рече́ными довле́ти мня, ели́ко на ли́цы привести́ проявле́ная Бо́жиих великоде́лий позна́ние, - все в ма́ле сократи́в, содержа́тельное присовокупля́я слова́, да у́бо реку́ что совокупи́в: Кто положи́ сия́ все? Кому́ рабо́тают, все кому́ належа́т? Кому́ покаря́ются? Не Ему́же ли мно́гая кре́пость, Чи́им во́дится ма́нием? Не Его́же ли держа́ва безчи́слена и о́бласть вечная? Чи́им же повеле́нием ду́ши разлуча́ются телесе́?

Вре́мя у́бо у́же на́ших косну́тися, оба́че и́же дре́вле связа́вшаго и ны́не раздреша́ющаго и па́ки связа́ющаго. И да не почуди́шися, а́ще отлуче́ние слы́шиши души́ от те́ла, под премене́нием су́ща ве́дый я́же под чу́вством. Ве́щи бо сей теку́щаго своего́ естества́, о ни́хже и телеса́, и и́мже соста́влени бы́хом, и во я́же разруши́тися хо́щем, е́же в лу́чшее преложе́ние восприе́мше. Поне́же у́бо сия́ си́це и под кончи́ною вся́ко есмы́ и премене́нием: «И несть, по глаго́лящему, челове́к и́же поживе́т и не у́зрит сме́рти». Непотре́бни же вси ме́ртвении и земни́и, в зе́млю возвраща́ющеся. Всу́е у́бо зло́бимся, над ме́ртвим пла́чуще и печа́лующе, вотще́ же и е́же рыда́ти во гробе́х растли́вшихся и в персть свою́ возвра́щшихся. Я́ко а́ще не общи́не всем вку́пе предлежа́ло бы ви́димому естеству́ премене́ния осене́ние, нестерпи́мо вся́ко хотя́ше бы́ти е́же о уме́рших пла́катися, я́ко не терпе́ти могу́щим сих лише́ния, я́ко затворе́но нам сим су́щим, ели́ко по гото́ву щади́маго нам в лу́чших упова́них богови́днейшаго воображе́ния. Е́же во еди́нех есть ви́дети: не ча́ющих о́бщаго воскресе́ния. Вели́ко е́же и па́че сло́ва та́инство. Не ве́дят бо, я́ко лу́чшаго и честне́йшаго па́че про́чия тва́ри челове́ческое созда́ние сподо́бится тогда́ назда́ния. А́ще уб́о во упова́них нам воскресе́ние и ча́емое обновле́ние, а не погубле́ние и во е́же не бы́ти прехожде́ние, не оскорбля́ем себе́ о иже вма́ле пре́жде нас уме́рших, ниже́ мно́жае ра́зве до́бре име́ти слези́м о подо́бно нам сею́ преме́ньшихся жи́зни, и ко е́же о́намо воздви́гшимся. Доко́ле ме́ртвии ме́ртвых погриба́ем, и жи́ви бы́ти когда́ восхо́щем. Доко́ли сле́зы? Доко́ли се́тования, рыда́ние, вопль, власы́ стреза́еми, ру́це ударя́еме, пораже́ния, плесќания, пла́чеве, трепета́ние, крича́ния, стена́ния, неблагодаре́ния, хуле́ния, е́же до гро́ба терза́ния, е́же пре́жде погребе́ния, е́же по погребе́нии, е́же на купи́лищи и дома́шнии пла́чеве.

Что твори́ши, о́ челове́че? Ме́ртва спя́ща ви́диши, и ты ху́лиши? Та́йне такове́ предстои́ши, и на Бо́га востае́ши? Преда́ние соверша́ется, и со истяза́ющим при́шися? Мо́лиши о поко́и, «Влады́ко» глаго́ля, и Влады́ку похуля́еши? Сы́на уме́рша проважда́еши, и ты я́ко не умре́ти хотя́ пла́чеши? О́ного коне́ц зри́ши, и сво́й не ожида́еши?

Воспомяни́ себе́ челове́че, кто лю́бо еси́. Помяни́, я́ко ме́ртвен сый, мертва вся́ко роди́л еси́ и умре́ти хотя́ща. Или́ не нача́ло име́в и коне́ц име́ти и́маши проявле́не? Зане́ и к рожде́нию приведе́н быв, во тлю премене́ши. Устуди́ся, естество́ челове́че, преде́л су́щу безсме́ртия вку́пе и ме́ртвости, помы́сли Госпо́днее повеле́ние, смотри́ уста́в Влады́чняго отрече́ния, и не отмещи́ся, тем облича́емь, и́миже на ко́ждо день зри́ши ча́сто премета́ема же и прелага́ема на́ша, ниже́ стужа́яйся, ме́ртва отводи́ма блюдя́, и к лу́чшему преходя́ща устрое́нию. Ве́си бо, ве́си себе о́ному помале после́дующа: я́ко никто́же сего́ уста́ва убежа́ти в челове́цех до конца́ возмо́же. Да не у́бо от ни́хже благодари́ти, ху́лимь Благода́теля, ниже́ похуля́ем Пое́мшаго люби́маго: не бо от лу́чших на го́ршая нам прехожде́ние: от тле́нных же к нетле́нным, и от ви́димых же на неви́димая: и еди́нем и́же в доброде́тели пожи́вшим ча́емая. Той у́бо и на́шего прия́т, не в зе́млю скры, но на небеса́ пое́м, в ме́ста я́же в весть Сам светови́дная положи́. Той свое́ преда́ние взыска́в, восприя́т. Той е́же преда́сть, по о́бласти истяза́л есть. Ты кто еси́ судя́й о ни́хже Влады́це уго́дно есть? Ты кто еси пря́йся или правдосло́вуя к Нему́? Хо́щет бо ны́не долг истяза́ти, хощет не протягну́тися уставле́ния ле́том . Или́ не и́мать вла́сти ле́том, Творе́ц ле́том, овогда́ у́бо сократи́ти, овогда́ же продолжи́ти? Откуде́ бо нам е́же зна́ти судбы́ Бо́жия и та́инством бе́здну, и́хже ра́ди о́ви маложи́тельни, не́цыи же долголе́тни: и о́ви юня́ющеся, о́ви состаре́вшеся: друзи́и же и пре́жде вре́мене, и пре́жде да́же на свет ини́и произы́ти? Но да не удивлева́ет се нас, ниже́ зане́ ме́ртва на одре́ блюду́ще стужа́ем си. Но разуме́им, яко заимова́ние, е́же пре́жде взае́м да́вый кому́ждо дыха́ние, егда́ восхоте́й стяза́ти, ниже́ рыда́ньми, и́же ка́ко когда́ преста́вленаго па́че ме́ры пла́чим, да не Повеле́вшаго разгнев́аем. Не расто́ргнем над ним ри́зы, не посыпа́емся земле́ю, не посрами́м главу́, не вопль неле́п испу́стим. Да не поху́лится на́ше упова́ние, да не бу́дем смех отроко́м е́ллинским и игра́лище, да не воскресе́ние до́брое поху́лим, да не благоро́дия на́шего ухуди́м оте́чества. На нас саме́х блюде́м. Разуме́им та́йне си́лу, смотри́м кото́ри и отку́ду есмы́, и его́же ра́ди приведе́ни бы́хом, и ка́мо, и ка́ко, и егда́, вси, а́ще и не ны́не, но вся́ко по́ йдем.

Что е́же благодари́ти укло́ньшеся, во е́же рыда́ти прити́чем? Почто́ се́тование не оста́вльше к пе́снем и́дем? Побезмо́лствуйте ма́ло, бра́тие, и глаго́лемых услы́шите. Ути́шитеся, и утеше́ние прииме́ти, и ме́ртвому не стужа́йте. Возри́те к вели́кому сему́ позо́ру, ви́дите соверша́емое: и ви́девше, умолчи́те и не смути́те на́ше та́инство. Стра́шно бра́тие ви́димое, тре́петно быва́емое: А́нгели светлови́дни и молниено́сцы ужа́сно зря́ще , и свы́ше гряду́ще ли́цы во́инств белообразу́юще, блиста́ющеся вид све́та воображе́ни, огнь дыха́юще, пламеноно́сцы, тща́щеся, ускоря́юще, обстоя́ще лежа́щаго и пре́данное бы́стре истяза́юще: и мы не стыди́мся?

Что твори́ши, челове́че? Лежа́й изступи́, и ты не срамля́ешися? Лежа́й трясе́тся, и ты игра́еши? Он бои́тся, и ты бесу́ешися? Он трепе́щет, ты не грози́шися? Он ду́шу разделя́ет, а ты грохо́щеши? Лежа́й су́дится, а ты не ужаси́шися? Он истязуе́мь есть, а ты не утерпя́еши подо́бное наде́яся истяза́ние? Он диви́тся зря я́же не у́ ви́дел есть, а ты не бои́шися и согражда́еши уцеломудря́емь? Он умира́ет, и ты шута́ешися? Он скончава́ется, а ты изумля́ешися?

Удержи́ся ма́ло, о́ челове́че. Оста́ви его́ отъи́ти с ми́ром, иде́же зван есть. Оста́ви его ше́ствовати стезю́, е́юже николи́же ше́ствова, и от нея́же не возврати́тся, и ея́же подо́бне вси, а́ще и ов у́бо а́бие, ов же пома́ле, ше́ствуем: «в зе́млю те́мную же и мра́чну, в зе́млю тмы мра́чныя, иде́же несть све́тлости, ниже́ зре́ти жи́зни челове́чи», я́коже рече́ И́ов: иде́же и нам бы́ти подоба́ет вся́ко, и то́ю иску́с прия́ти, та́кожде и со и́же в зе́млю пе́рсти сходя́щими. Но вся́ко рече́ши ми, сия́ слы́ша возлю́блене: что у́бо, ра́ди сего́ не подоба́ет ли пла́кати, я́ко те́мная земля́ и мра́чное ме́сто предва́ршаго прие́млет? И ка́ко не рыда́ю в пра́вду, и́же в такову́ю отводи́маго зе́млю? А́ще земля́, ле́по есть разумева́ти, и́же в такову́ю отведе́ну бы́ти зе́млю и устрое́ние. Ка́ко не воздохну́ и воскричу́, тме слы́ша вселе́ние и почи́тие? Еда́ бо ка́менно се́рдце и́мам аз, я́ко сия́ слы́шащу не рыда́ти? А́ще бо и в свет слы́шу отводи́ма, осла́битися от печа́ли не терпя́, ка́ко претерпе́ молча́ти тме слы́ша жи́теля, и́же пре́жде ма́ла мне сожи́теля? Ка́ко не го́рце пла́чася, его́же ктому́ не у́ зря, и а́ще сла́дкий сей свет оста́вльша, светови́дное восприя́л бы ме́сто, я́ко да не́кое поне́ ма́ло простужде́ние печа́лующим предлежа́ше? Ди́вство! Непра́веднейшаго словесе́ возвраще́ния! Го́ре безу́мия, и е́же сице содержа́щая умы́ слепоты́! А́ще ле́по сице рещи́: Еда́ бо не подоба́ше ме́ртвеным су́щим нам, отведе́ным бы́ти сме́ртия? Еда́ бо́льшим подоба́ше яви́тися своего́ им Влады́ку? А́ще у́бо и Сам прия́т, Госпо́дь сый и всем Влады́ка, и свет су́щим во тме и жизнь всем, смерть вкуси́ти и е́же во ад соше́ствие показа́ти, я́ко да по всему́ нам уподо́бится кроме́ греха́: и ме́рзское а́дово ме́сто, несве́тлое глаго́ля и тмы испо́лнено су́ще, тридне́вно про́йде - что стра́нно, гре́шных су́щих нас и мертвых су́щих уже́ прегреше́ньми по вели́кому апо́столу: «И́же порожде́нием и тле́ю, сме́рти у́бо причасти́ся», и а́дова мра́чная средо́ю души́ проити́ жили́ща, иде́же несть све́тлости ви́дети, ниже́ зре́ти жизнь челове́ческу я́коже предрече́ся. Еда́ бо выше Влады́ки мы? Или́ святы́х лу́чши, и́же подо́бен нам подъидо́ша о́браз рече́нное ? Поне лу́чшее не́же на ны, ели́ко и преумноже́ное о́нем доброде́тели превзя́т.

Те́мже не стужа́тися ле́по есть, но благодари́ти и моли́тися: трезви́тижеся вы́ну, не опеча́литися слы́шащим а́дова помраче́ния жили́ще, но а́ще тмы о́ноя е́же в Писа́нии лежа́ща вне́шняя получа́т, пла́кати подоба́ет и восклица́ти. Или́ па́че лу́чшее рещи́, не пла́катися, ниже́ скорбе́ти, но проси́ти и моли́ти Влады́ку пощаде́ния сподо́бити их та́мошних суди́щь, моли́твы же многообра́зными ви́ды уми́лостивити Судию́, ти́ха бы́ти тем Испыта́теля и Суди́теля кротча́йша, не е́же от вне ожида́ющи моле́ние, но сама́ себе́ увещава́юща, суди́мым ми́лостива яви́тися и кро́тка в день поразуме́ния, егда́ несть ни еди́н и́же моли́тися дерза́ет. О таковы́х у́бо подобает па́че плачь прозяба́ти, и воздыха́ния возвраща́ти, и облива́тися слеза́ми: а не о е́же в вере скончава́ющихся язы́чески скорбе́ти и пла́кати. И о́ноже не про́сто, ниже́ а́ще пре́жде вре́мене е́же с на́ми, прише́ствия изыдо́ша: но а́ще не от вре́меных о́ноя сла́вы ничто́же себе́ собра́вше изыдо́ша, ниже́ а́ще сла́дкое се оста́виша со́лнце, рыда́ти сих: но а́ще не Со́лнца пра́вды све́том всем жи́ти поне́како у́бо освени́шася , печа́ловати подоба́ет и пла́катися, па́чеже зде моли́тву де́яти и оне́х ми́лость получи́ти от Судиина́ человеколю́бия, и нас добре́йших бы́ти стра́хом утвержда́емых: ниже́ зане́ мертвым есть ад те́мное жили́ще отча́имся и́же та́мо вве́рженых: но а́ще нощна́я дела́ не де́лают, ни мраком грехо́вным я́ти бы́ша, благоду́шествовати подобае́т: не я́ко и́же во аде ме́рзская убежа́ша, но я́ко безно́щный он Свет тех прии́мет, и явля́ет, и разсужда́ет на́ша, и я́ко да е́же в Писа́нии реку́: «Пла́чи над ме́ртвым, зане́ изчезе́ свет».

Но не рыда́й го́рко: не угасе́ бо свет, от тмы же па́че пре́йде в свет. А́ще и́же в нас чу́вственому, мы́сленый он превзыде его́: ов дванадесятеча́стная прие́млет нощь, по обхожде́нию его́ быва́ющее по земли́ осене́ние и ле́тное опису́ет растоя́ние: ов же, не тма, не нощь, не несве́тел день, не ле́та обхожде́ние, не годи́на, не век, не движе́ние и растоя́ние поставля́ет: но присносу́щне восиява́я, и́же того́ наслажда́ющимся присносу́щныя све́тлости. Я́коже не́где боже́ственое Писа́ние рече: «Свет пра́ведным при́сно, и́мя же нечести́вых угаса́ет», и́же не све́том Бо́жиих повеле́ний в те́мнем житии́ находи́вшим ме́сте. И е́же от И́ова рече́ное: «Кто мя положи́т на ме́сяц пре́ждних дний, глаго́люща в ни́хже мя сохрани́ Бог невреди́ма, внегда́ сия́ше свети́льник Его́ над главо́ю мое́ю, - свети́льник бо зако́ну свет, - егда́ све́том Его́ хожда́х во тме?», настоя́щаго века я́ве, по е́же си́це пою́щему: «Нощь просвеще́ние в пи́щи мое́й, и нощь я́ко день просвети́тся. И я́ко тма ея́, та́ко и свет ея́».

Те́мже а́ще свет у́б́о есть Бог, я́коже и есть, и тмы в Нем несть ни еди́ноя: о Не́м бо живе́м, и дви́жемся, и есмы́, и к Нему́ преставля́имся, всех же нас ду́ши я́коже сло́во в ру́це Его́ - погреше́но бысть е́же от тмы и мра́чных а́довых ме́ст преложе́ние чрез словесе́ сопротивле́ние, е́же от проти́внаго пререка́ния: о́бразу показа́вшуся подо́бно тече́нию е́же во а́де по обхожде́нию душа́м проше́ствия .

Гряди́ у́бо сих, оставль, о́ челове́че, на́шего телесе́, поуча́йся разреше́нию и не душе́вно испыту́й устрое́ние по е́же от те́ла исхо́де, я́ко не мое́ и твое́ сия́ иска́ти: Ин бо есть И́же та́й све́дый. А́ще бо души́ существо́ несть на́ше ве́дети, како у́бо уве́мы о́ноя устроение и поко́ище, е́же вид, и вели́чество, и о́браз не зна́ем? Каково́ же и ели́ко тех есть вели́чество, а́ще и дебельству́ свя́зана есть словесы́, и́мже весть Сам еди́н сочета́вый Бог?

Сим си́це иму́щим, принеси́ честно́е стяжа́ние ду́шу, боже́ственым о́браза почте́ну вели́чием, прете́кше я́ко непости́жну, о дебеле́м сем и пости́жнем, и мно́гими жития́ преложе́ньми, соизменя́емо же и преобраща́емо. Упраздни́мся телеси́, и ту не́где ум утверди́м, я́ко да навы́кнеши возлю́блене на́шея ху́дости смире́ное же и долере́вностное, ве́сных цве́тов ничи́м же ра́зньствуя, по удо́бь тле́нному и удо́бь увяда́ющему. И в от ни́хже соста́влено бысть разруше́ния, поне́же у́бо е́же о сем разруше́нии и́мать что и поле́зно, и ко составле́нию ведя́ и́же не безде́льне глаго́лемая слы́шащим: а́ще хо́щеши, покажу́ ти на́ших теле́с удо́бь растле́нное сотвержде́ние и раздруше́ние, ка́ко есть ху́до, и скота́ ни в чесо́мже ра́зньствующе. Ма́ло от него́ предъизы́ди, и прии́меши мои́х слове́с показа́ния явле́нна. Изы́ди, ходя́ во е́же пред гра́дом гробе́х, и сматря́й ми глаго́лемых сбы́тие. Прини́кни я́ко око́нцем в гро́бы, и не облени́ся, ниже́ возни́кни к ви́димым: и у́зриши опеча́ляющее их, а не крася́щее виде́ние. Надсто́й я́сне и вообрази́ ми ра́ди ви́димаго, ме́ртвых теле́с гну́снаго разрушен́ия, на́ших велича́ний окая́нство. Пожди́ ма́ло восприя́ти злосмра́дия: на́ше бо есть, а не чу́жде. Терпи́ до́блествене исходя́щую отъону́ду гни́льства воню́ же и неудо́бь отдыха́емое истече́ние. Потерпи́ и е́же от черве́й злови́дное зре́ние, сме́женое же и гно́йми пова́плено. Вонми́ и что облюди́тельне, а́ще хо́щеши, и разсуди́, а́ще мо́щно и́маши, и состро́й ко́сти к ко́сти, и я́коже хо́щеши ка́яждо от ви́димых ча́сте и удо́в своим́а рука́ма совокупи́. Навы́кни сих коего́ждо а́ще возмо́жеши, поне́ ху́де рещи́, кото́рыя о́ноговы, кото́раго же сия́. Или́ кто сей, кто же ли он? И а́ще ста́рец или́ ю́ноша он, или соумре́ша? Или́ он во благоде́нствих, ов же в ско́рбех живы́й разреши́ житие́? И а́ще ов у́бо ма́ло жи́телен, ов же долгожи́телен? Или́ ов у́бо сла́вен, ов же не сла́вен пожи́т?

Сия́ навы́кни сматря́й: и а́ще не мно́га по́лна суть дря́хльства и се́тования, ели́ко и красоты́ помне́нию и посгуще́нию пе́рвее. И что у́бо? Не гну́сно ли виде́ния и мно́га по́лно ска́редия ? Пло́ти раздруше́ныя, и утро́ба, и у́дове, и созда́ния доброта согнива́юща же и сооти́чаща. И́мже подо́бно кото́рыйждо нас во гро́бе положе́н быв растлева́ет: и то́яжде черве́м, сне́дию пояда́емь, раздруша́ется.

Разуме́й, о́ челове́че, глаго́лемое, поблюди́ гро́бы, виждь ко́сти на́ша: и к себе́ возвра́щься, прослези́, воздохни́ из глубины́ вельми́, ока́й челове́чьскую ху́дость, какову́ кончи́ну получи́ поразуме́й. И аще мо́щно ти есть, разсуди́ и рцы: Кто царь есть, кто ли неве́жда? Кто бога́т, кто ли сла́вен, кто несла́вен? Или́ кто свобо́дный, кото́рый раб? Которы́й ли во́ин, кото́рый военача́лник? Или кто пра́веден, кто осу́жденик? И кто любомудре́ц, кто гру́бый? И кто вети́й, кто ва́рвар? И кто ри́млянин, кто идуме́янин, или́ кто гра́жданин? Кто поселе́ник, кто ли ханане́й? Кто рожден́на, кто ли ро́ждьшия? Кто оте́ць, кто ли сын. Не и́маши, на́ги ко́сти то́кмо ви́дя, разсуди́ти, кого́ от сих: а́ще и тма́ми рече́ши, а́ще и вся о́крест себе́ оста́виши разу́мных навыкнове́ния многоуче́ние.

Си́це у́бо им смотри́ши и су́щих зде веще́й, ели́ка теку́т и превосхо́дят в житии́, во е́же не бы́ти прехожде́ние. А́ще у́бо богатаго рече́ши, или́ бога́тство, а́ще ли сан, а́ще ли сла́ву оцвета́ющую, или́ держа́ву, или́ си́лу, или́ добро́ту, или́ кре́пость, или́ вели́чество, или́ благоро́дие, или́ что добре́йши, или зле́йших в нас бы́ти мня́щихся - ра́вно на́ших косте́й разруше́ние постра́ждет. И зла́то у́бо от руды́ изъя́то, и изли́тию пре́дано, и огне́м искуше́но, благопотре́бнейшее свое́ вне́шнее виде́ние златохитреце́м представля́ет. Сребро́ же раждеже́но, зла́ту же бли́жнейшее, очища́ется и убеля́ет. И червлени́цы у́бо кровь, омочает багряни́цу. И би́сер пита́ет, о́стрей морски́й . Измара́гд от земли́ ражда́ется, зелене́яйся ка́мень. И сири́йский израща́ет поста́в , червь пита́емь. И пи́ны морски́я , стра́нну ко́зньствующе снедь, сугу́бу потре́бу подава́ют. Ехи́нии же, и дои́лицы, и пче́лы, о́ви в во́дных варе́ние сла́достно нам пи́рствуют питие́, о́ви же сла́дко от сосе́ц сотваря́ют мле́ко, о́во у́бо пре́сно нам уготовля́ют пи́во, о́во же ссы́рено пребыва́тельно гото́вят бра́шно. И о́вцы же у́бо та́кожде, ра́вну подаю́т нам потре́бу, ку́пно же от влас отстри́женую во́лну принося́ще, чу́дно зело́ нам подава́ют одея́ние. О́виже от шестоу́гольных скро́вищь храни́лища напо́лньше ме́да, ны́не от ово́щин отхо́дят, и со́товы сла́дость ка́плющую, обира́телем оставля́ют де́ло. Прему́дрости позна́ние, и птенцу́ че́стное себе́ любоухищре́ние, и потре́бе обре́тель житию́, естества́ разумоде́лие люботру́дными сбира́емо лета́ньми, и всем про́сто ели́ка житие́ нам составля́ет потре́бнейшая. И а́ще что сим красно́ любоче́стно сопряже́тся, та́кожде ра́вно истле́ние подъе́млюща, и́же под премене́нием подо́бно разруше́ние иму́щим. А́ще и е́же в нас и́нако име́я, па́че сих воскресе́нием почте́но бысть: и обновле́нием назда́ние Бо́гу сообразу́емо, и́же во благода́ти обоже́ние прие́млет. И́маши отсю́ду, люби́миче, изве́стнейше от уже́ рече́ных.

Хо́щеши ли и другу́ю да пока́жет и сего́ безславия и безче́стнейшу ху́дость? Приими́ пе́рвый о́браз на́шего нестоя́щаго преобраще́ния, е́же на ко́ждо день глаго́ля ве́щем обноше́ние и измене́ние. Зри́ши бо у́бо не в то́мжде на́ша, ча́сто же на всяк день превраща́ема: и о́ва у́бо нестоя́тельне горе́ и до́лу носи́ма, о́ва же смеша́ема и отну́д соста́вное не иму́ща изве́стно. И у́бо мне со и́стиною я́же о нас опису́ющу покори́ся, и ради́ и́же на вся́кий день соверша́емых прие́мли явле́но показа́ние. Виждь бо, какова́ ны́не на́ша. И́же вчера́ на колесни́цы и на златоко́ванных престо́лех седя́й, и горе́ ве́жды име́яй, и о́крест непожда́нными мно́жествы чино́в обстои́мь: днесь надгро́бный на одре́ носи́мь, и ока́емь, и оми́луемь, во гроб мертв относи́мь, мно́жествы окроча́емь, рыда́емь, свеща́ми свети́мь, и пома́ле от всех еди́н той оставля́ем. Ме́ртваго бо друг, до гро́ба то́чию еди́ного. И́же вчера́ хва́лимый, днесь оми́ловаемь. И́же вчера́ наси́лованием дыша́, днесь боле́знию удруча́емь. И́же вчера́ во гра́де, днесь на одре́. И́же пре́жде мал стра́шен, днесь смерди́т. И́же вчера́ красе́н, днесь обега́телен. И́же днесь вели́к, у́тре черн . И́же вчера в дому́, днесь во гро́бе. И́же вчера́ ми́ром ма́жася, у́тре смра́ден и че́рвьми кипя́, и гно́ем воня́я, и злосмра́дия испо́лнь.

Ви́де ли, в каково́ безсла́вие нам мни́мое дости́же благосло́вие? Ви́де ли преложе́ния преумноже́ние? Разуме́ ли сла́вяй, ве́щем премене́ние и измене́ние иде́же вмеща́ются на́ша? Где есть бога́тство, рцы ми? Где велича́ние? Где златообуз́дании ко́ние и е́же от ка́мения инди́йскаго тяжкоце́ннаго све́тлая привозложе́ния, я́же от зла́та украше́ния претеку́щии, проважда́ющии копиено́сцы, и́же все отганя́ющии и смуща́юще, наси́лования, держа́вы, сове́тования, е́же во бране́х мужедо́блестия? Не все ли прах? Не все ли па́ра? Не все ли земля́ и пе́пел? Ка́мо сия́ все отхо́дят? Где толи́кая сла́ва? Где же потре́ба? Поги́бе. Где о́нсица и о́нсица, и́же вчера́ вельми́ па́че всех превзя́тая горды́не и си́льства дебельство́м мно́зем преиму́щии? И умро́ша. Где же любе́зный друг о́нсица? У́спе. Где же и его́ва жена́, и о́ноя дщи, и о́нсичий сын? Изчезо́ша: ов пре́жде ма́ла, о́вже пре́жде мно́га. Ов во оте́честве, ов же зве́рем восхи́щен. В ле́поту у́бо ключа́ется церко́вниково рече́ние глаго́люще: «Суета́ су́етием, все суета́ и произволе́ние ду́ха». А́ще бо по тому́жде о́ному па́ки рещи́ боже́ственому: «Все от пе́рьсти бы́ша, и па́ки в персть возвратя́тся». Сря́ща же скоту́, я́ко сря́ща в челове́цех. И я́ко смерть сему́, си́це смерть и о́вому: и ничто́же вя́щствова челове́к от скота́. И кто весть дух сыно́в челове́ческа, а́ще восхо́дит той горе́: и скоту́, а́ще схо́дит до́лу в зе́млю? Всу́е у́бо труд и бога́тству пи́ща, и е́же в бе́звести лежа́щее теку́щих благостра́стие. И а́ще хо́щеши, ма́ло ту не́где сло́во восприе́мь, покажу́ все жития́ пребыва́ние, обноше́ния ничи́мже ра́зньствующе.

Слы́ши у́бо, какова́я я́же о нем при́тчею я́ко во о́бразе я́же о нас напису́я, церко́вник наказу́ет: «Аз, рече́ церко́вник, возвели́чихся и приложи́х, бых царь над Изра́илем во Иерусали́ме, и дах се́рдце свое́ е́же изыскати и е́же усмотри́ти в прему́дрости о всех бы́вших под небесе́м: я́ко молву́ тру́дну дасть Бог сыно́м челове́ческим е́же мо́лвити в ней. И ви́дех вся́ческая творе́ния сотворе́ная под со́лнцем: и се вся́ческая суета́ и изволе́ние ду́ха». И па́ки: «Се аз возвели́чихся и приложи́х прему́дрость на все́ми и́же бы́ша пре́жде мене́ во Иерусали́ме, и дах се́рдце мое́ позна́ти прему́дрость и ра́зум, и позна́х при́тчи и худо́жество, я́ко и се есть произволе́ние ду́ха». «Я́ко во мно́жестве прему́дрости мно́жество ра́зума: и приложи́вый ра́зум, прилага́ет и исцеле́ние ». «Сме́ху рех: «обноше́ние», и безу́мию: «Что се твори́ши?». И пома́ле: «Возвели́чих рече́ творе́ние свое́, созда́х себе́ до́мы, насади́х виногра́ды. Сотвори́ вертогра́д и ра́евы, и насади́х в них дре́во всепло́дно. Сотвори́х купе́ли водны́я е́же напои́ти от них луг о́траслем и древеса́. Стяжа́х рабы́ и рабы́ни и доморо́дныя, бы́ша ми па́че всех бы́вших прежде мене во Иерусали́ме. Собра́ша ми сребро́ и зла́то и име́ния моя́ царе́й стран. Сотвори́ша ми пою́щих и пою́щия, и напита́ния сыно́в человеќа, винолия́теля и черпа́льницы. И все е́же проси́ша о́чи мои́ не отъя́х от них, не возбрани́х се́рдце свое́ от вся́кого весе́лия, я́ко се́рдце мое́ возвесели́ся во вся́ком труде́ моем. И призре́х аз на все творе́ния моя́, я́же сотвористе ру́це мои́, и в труд мой его́же потруди́хся е́же сотвори́ти. И се, все суета́ и произволе́ние ду́ха».

Зри́ши ли в ели́ку наш живо́т ху́дость произы́де? Ви́де ли какова́ страсть, и какова́ сла́ва на́ше поставля́ет житие́? Отъими́ у́бо, о́ челове́че, е́же от сих малоду́шие, и не хощи́ краси́тися днесь су́щими, и у́тре не су́щими: ниже́ рыда́й скончава́ющагося, и всем оста́вльшаго су́етство, и пребыва́ющими теку́щая премени́вшаго. К нему́ бо па́ки сло́во обращу́.

Ми́луеши же ли ему́ ю́ность? Но себе́ поми́луй, состаре́вшася и да́же до тех седи́н доброде́тели испра́вльша ничто́же.

Но юн бе́ше рече́ о́трок и до во́зраста не у́ доспе́в? И́же ни сладча́йшаго сего́ све́та наслади́ся, не вкуси́в я́коже кто рече́т жития́ до́брых отведе́н. Но си́це предста́ Созда́вшему.

Полн брады́ и к вели́честву во́зраста бе о́трок, и све́рстником в лу́чших ретя́ся, и́миже благоиску́сным бы́ти ю́ным прибыва́ет? Но не бе безсме́ртен.

Хотя́ше и к бра́ку прича́стия приити́, и ча́дом бы́ти оте́ц, и ро́да доброче́стие, и ста́рости возраще́ния? Но не бе́ше без конца́.

Прему́др бе ю́ноша, остроу́мием и многоиску́сством наказа́ния мно́гих ра́зньствуя, и дружи́ну кро́тостию естества́, и нра́ва бла́гостию, и обы́чая устрое́нием, жития́ о́бразы преходя? Но не бе ве́чен. Подоба́ше к нача́лом про́чее ю́ному возводи́му бы́ти, сла́ве же и саново́м я́же зде́шнее житие́ почита́ют прия́ти? Но не бе прия́тен .

А́ще ли открови́ца не́кая скончава́ющияся есть, вре́менем же и во́зрастом, и вели́чеством те́ла, и е́же на лице́х черве́ния зря́щих, ли́ца осиява́ющи, все́ми же про́чими и жене́ подоба́ющими, и оде́ждею честно́ю открови́ца украше́на бе: ей у́бо, да дади́м той бра́чным черто́гом подоба́ющая, и ча́дом бы́ти хотя́щую ма́терь , и ро́ду исправле́ние? Но други́й угото́вася той черто́г, но си́це уго́дно бысть про́мыслу.

Ма́ти ли бе́ше ча́дом преста́вльшияся? Добро́тою же, и ра́зумом, и целому́дрием преиму́щи мно́зех, де́ли же и́миже вообража́ет Соломо́н: жена́ любоде́льна, и му́жествена, и мужелю́бна, не ру́це на вре́тено просте́рте иму́щи то́чию, но уже́ и на вся́кий доброде́тельный вид распросте́рте, младопита́телница и ча́дом люби́ва, и до́бре зело́ помага́ющи житию́ вдо́вам довле́ющи, и стра́нным кров подава́ющи, и убо́гим довле́ющи, и а́ще что до́брых исправля́юще? Но подоба́ше ме́ртвене вся́коя су́щи той сме́рти иску́с прия́ти: той бо всем предлежи́т коне́ц.

Те́мже подоба́ет у́бо послу́шавше мене́, - призыва́ю бо всех ели́цы на́ших трудолюбе́зне услы́шасте слове́с, мня же всех разу́мных смы́слом те́хже наказа́ний прия́ти е́же со и́стиною показа́ние, - еди́н восприе́мше глас обе́щне, боже́ственое и блаже́ное безстра́стнаго естества́, госпо́дьство и божество́ и влады́чество, благода́рствеными похвали́ти пе́ньми: «Благослове́н, пою́ще, Еди́ный Безсме́ртен. Благослове́н Един́ый Ве́чный, Еди́ный Непреме́нный, Еди́ный име́яй безсме́ртие, во све́те Живы́й непристу́пне, Его́же не ви́де никто́же от челове́к, ни ви́дети мо́жет, Ему́же сла́ва, честь и держа́ва ве́чна, ны́не и при́сно, и во ве́ки веко́в». Ами́нь.

И́же во святы́х отца́ на́шего Иоа́нна Златоу́стаго патриа́рха Константи́на гра́да в суббо́ту пятидеся́тную, сло́во уте́шительно о уме́рших, учи́тельно же о благодаре́нии и хвале́ Бо́жии, возбраня́я же и безме́рный плачь быва́емый:

Пе́рваго челове́ка Бог сотвори́ со все́ю тва́рию, почте́ же того́ па́че всея́ тва́ри, поне́же безсме́ртна его́ сотвори́ и во оде́жду нетле́нныя жи́зни облече́. Подоба́ше же и тому́ таково́ дарова́ние прии́мшу, всея́ тва́ри ви́димыя и мы́сленыя, о́выя высоча́йшу бы́ти умо́м и любо́вию ко Творцу́ мы́слене жела́нием возвыша́тися - поне́же ко обои́м часте́м бя́ше прича́стен: к пе́рвей - пло́тию, ко вторе́й же - умо́м. Име́яше же животво́рное оно́ ме́сто боже́ственаго рая́, такову́ пи́щу, ея́же невре́дно зря́ше, и неизрече́нное и чу́дное блаже́нство, и е́же со а́нгелы житие́. Досто́инство же бя́ше того́ и власть, е́же слове́сну бы́ти, и разу́мну, и безсме́ртну, я́ко сый по о́бразу Бо́жию и по подо́бию. К сим же всем, су́щих и́же в житии́ сем вла́стию почте́н бе, е́же на земли́ пле́жущими , и паря́щими по возду́ху, и в вода́х пла́вающими: и всех су́щих и́же в раи́ власть имы́й, кроме единаго дре́ва, о не́мже за́поведь положи́: я́ко на иску́с, и на обуче́ние послуша́ния тому́ дасть, и на самовла́стное соверше́ние, я́ко да и оно́ и́же по о́бразу без вре́да сия́ храни́т, и по подо́бию соблюде́т непревра́тно пе́рваго устрое́ния, е́же при́сно бы́ти во еди́ном пребыва́нии.

Но лю́те мне что и́мам рещи́, не вем. Не рачи́в у́бо на боже́ственый свет возре́ти пра́отец наш Ада́м: я́ко слеп сый во тме прикосну́ся, и за ви́димую сию́ жизнь обои́ма рука́ма е́мся, и свое́ю во́лею весь уклони́ся во вре́менное сие́ житие́. Я́ко зла сове́тника послу́шав зми́я, таково́ю же преле́стию всех до́брых лише́н бысть, и́же мы́сленое блаже́нство и безконе́чное оста́вив и ско́ро исчеза́ющую и ско́тскую жизнь возлюби́: и отсе́ле уже́ не нарица́шеся самовла́стия царь, ниже́ ра́йский жи́тель. Ка́ко у́бо можа́ше тако нарица́тися, и́же самоизволе́нием свою́ честь и боже́ственое блаже́нство оста́вив и всем злым прилепи́ся, и ничто́же су́щим сла́достем вдав себе́, и плоть повину́в тем? Ка́коже ли тому́ мо́щно име́ти честь и вели́чество пе́рвое, и́же душе́вное самовла́стие пло́тскому угожде́нию зело́ порабо́тив? Но лю́те мне. Отто́ле уже́ не со а́нгелы ликоствова́ше, ниже́ царь всея тва́ри бя́ше, но со скоты еди́ною пи́щею пита́яся и таково́же житие́ живы́й. Несть бо и́нако нарица́ти, но си́це досто́ит именова́ти, и́же греху́ порабо́тив житие́ свое́.

Такова́ бо есть и ны́не на́ша жизнь, и не кроме́ того́ ника́коже. Мно́зи бо ско́рби и зли́и беды́ отту́де нача́ша быва́ти, и́же и до нас ны́не достиго́ша. А́ще доброде́тельным и святы́м муже́м, несть такова́я [в] никаку́ю же па́кость, но па́че кре́пость любве́ тех е́же к Бо́гу, объявля́ет и просия́ет па́че со́лнца. Но оба́че от такова́го ослуша́ния вся сия́ стра́сти, и беды́, и труды́ челове́ческое естество́ объят.

Всяк бо челове́к в печа́ль ражда́ется: не восмее́т бо ся егда́ ражда́емь, но воспла́че, явля́я я́ко на что в мир сей прихо́дит. И́бо и писа́ние глаго́лет: «В печа́лех роди́ши ча́да». Сей бо бысть пе́рвый отве́т на́шего осужде́ния.

Всяк у́бо челове́к роди́вся, млеко́м пита́емь есть, та́же и про́чими сне́дьми: и си́ми на во́зраст прихо́дит. И от того́ вре́мене обоиму́т и́ ско́рби и печа́ли, труды́ и по́тове: «В по́те бо рече́ я́си хлеб свой». Се вторы́й е́же на нас отве́т.

«Те́рние и волче́ц да возрасти́т тебе́ земля́». Тре́тий отве́т убо се на нас.

«В печа́лех я́си вся дни живота́ своего́». Се четве́ртый е́же на нас отве́т.

[«Проклята́ земля́ в де́лех твои́х». Се пя́тый отве́т е́же на нас осужде́ния]

«До́ндеже рече́ возврати́шися в зе́млю: и́бо земля́ еси́, и в зе́млю по́йдеши». Шесты́й сей отве́т осужде́ния на́шего.

Ны́не су́щаго ве́ка, седмо́е число́ назна́менуя.

О́ отве́те го́ркий! О́ осужде́ние лю́тое, его́же несть возмо́жно изба́витися ни избежа́ти! О́ лю́тый отве́те, его́же изрече́ния пе́рваго никто́же мо́жет премину́ти! Се бо нам исхода́тайствова зло́е вкуше́ние дре́ва и первое ослуша́ние. Такова́я нам приобре́те зми́ев сове́т и за́поведи преступле́ние. Се у́бо нам припло́ди, на ви́димое се прекло́ньшимся и зело́ возлю́бльшим то. Красе́н у́бо бя́ше плод дре́ва о́ного и добр в снедь, и́же мене́ умори́, невоздержа́нием прикосну́вшаяся его́, и́же моего́ пра́деда умори́ Ада́ма и от него́ весь род челове́чь да́же и до мене́. Го́рек бо бя́ше плод той па́че всея́ го́рести мне и всему́ ро́ду. Сла́док вкуше́нием, но мне па́че пелы́ни сотвори́ся, пре́жде вре́мени прикосну́вшуся ему́, и сего́ ра́ди в жи́зни ме́сто смерть прии́мшу, и в нетле́ния ме́сто на тле́ние преложи́вшуся, и от того́ вре́мене самоизволе́нием маловре́менную сию́ жизнь избра́вшу, в безконе́чныя ме́сто, свое́ю во́лею отступи́вшу от небе́снаго жития́ и е́же со безпло́тными а́нгелы непостижи́мою сла́достию насыща́тися и в неизрече́нней сла́ве пребыва́ти при́сно: но в ме́сто сих ско́тскую и безслове́снаго зве́ри изво́лившу жизнь, е́же в ней погружа́тися я́ко в мо́рских во́лнах вели́кими бедами. Сего́ ра́ди глаго́лет святы́й Дави́д: «Челове́к в че́сти сый не разуме́». Чесо́ ра́ди? Поне́же рече́: «Приложи́ся ското́м неразу́мным и уподо́бися им».

От сего́ преслуша́ния безчи́сленая вознико́ша зла́я, от такова́го преступле́ния за́поведи вся́кия внидо́ша грехи́ и зело́ боле́зненыя стра́сти: ю́ным смерть, и восхище́ние пре́жде вре́мени, и вся́кия злыя и скве́рныя вре́ды, и́миже душа́ погыба́ют, не соблюда́ющии себе́ от таковы́х: отсю́ду ненаде́жныя и напра́сныя сме́рти и ненача́емыя напа́сти, и нево́льныя па́кости, и убо́жества, и нищеты́, лесть и лука́вьство, супоста́ты, и разбо́и, и разли́чная уби́йства, и е́же по зе́млям беды́, и в мо́ри потопле́ния, и погруже́ния в река́х, и вся́кая ина́я зла́я, я́же обдерж́ат челове́ческую многоболе́зненую жизнь. Е́же не ото́ ино́го чесо́го пострада́хом, то́чию я́коже рече́ся от преслуша́ния: сего́ бо ра́ди и́мамы и се, е́же ражда́тися от му́жеска и же́нска по́лу, и ничи́мже ра́зно скота́ ражда́тися, и жи́ти пита́ющеся, и умира́ти, и во истле́ние расходи́тися.

Отку́ду у́бо нам бысть: или́ е́же прибыва́ет к на́шему телеси́, или́ убыва́ет: или́ мо́щну бы́ти, или́ не́мощну: или́ здра́ву, или́ не здра́ву - не отту́ду ли, о не́мже и вы́ше глаго́лах? Егда у́бо боле́зни умно́жатся, а́ще и во еди́ном соста́ве телесе́, то я́вствено и всем ско́ро разруше́ние сотворя́т. И а́ще у́бо сия́ та́ко бысть, то почто́ ско́ро исчеза́ющего жития́ не оста́вим и е́же не пребыва́ет при́сно? Чесо́ ра́ди прилепи́вшеся держи́мся того́? Почто́ не расто́ргнем се́ти сту́дныя, и смрад пре́лести не отбе́гнем, и на пе́рвую све́тлость и сла́ву взы́ти не подвиза́емся ско́ро? Чесо́ ра́ди не воспряне́м бра́тие и не возри́м на не́бо горе́, землена́я оста́вльше доле с тле́нным сокро́вищем, и вся́ку тя́жесть попече́ния суетнаго от себе́ отря́сше, ле́гцы потщи́мся взы́ти к небе́сному Ца́рствию или́ к пе́рвому Оте́честву и нас ра́ди сотворе́ному жили́щу: глаго́лю же сла́дкий и благоуха́нный рай? Доко́ле самоизволе́нием лиша́емся пречи́стыя сла́вы? Чесо́ ра́ди себе́ унижа́ем, а высо́цы бы́вше? Почто́ ви́димаго и воско́ре мимотеку́щаго, я́ко пригвожде́ни су́ще держи́мся, мы́сленаго же и во ве́ки пребыва́ющего лиша́емся? Чесо́ ра́ди не почита́ем честно́е первообра́знаго и не твори́м е́же о́бразу досто́ит? Чесо́ ра́ди отмета́ем вели́кое дарова́ние от себе́ и порабо́тихомся всем скве́рным де́лом, а нарече́ни су́ще свобо́дь?

Поне́же Собо́ю нас Христо́с свобо́ди, честну́ю Кровь Свою́ нас ра́ди излия́: не по дело́м, но по Свое́й Его́ благода́ти спасе́ нас и усыновле́ние Бо́жие дарова́, я́коже глаго́лет боже́ственый апо́стол: «Посла́ Бог Дух Сы́на Своего́ в сердца́ на́ша вопия́: а́вва О́тче. И уже́ не ктому́ есмы́ раби́, но сы́нове. Да а́ще сы́нове, то и насле́дницы». Сего́ ра́ди не обезче́стим свое́ благоро́дство худы́ми и нивочто́же су́щими, но при́сно помина́ем го́рняго Оте́чества. Не прилепи́мся тя́жкому сему́ и до́ле влеку́щему житию́, е́же не и́мать ничто́же бла́го, то́чию тле́ние. Сего́ ра́ди убуди́мся бра́тие, и воспряне́м, и оттрясе́м от себе́ глубо́кий сон ле́ности, и очи душе́вныя просвети́м, вся́ко дрема́ние и нощь греха́ от себе́ отжене́м. Позна́ем и уве́мы, кто, и отку́ду, или́ что есть на́ше зда́ние, ка́ко со все́ю тва́рию сотворе́ни есмы́ и па́че всея́ тва́ри почте́ни су́ще. Кто же ли есть Творе́ц всей тва́ри сей, и повеле́нием Чим стро́ится, и Кому́ повину́ется: не Ему́же ли мно́га си́ла и манове́нием Кого́ во́дится, не Его́же ли держа́ва безконе́чна и власть ве́чна? И повеле́нием Кого́ разлуча́ется душа́ от телесе́: не Те́м ли, И́же пе́рвие ту сочета́ телеси́, и ны́не отреша́ет, и па́ки на воскресе́ние чудне́е присовокупи́т?

Сего́ ра́ди не чуди́мся бра́тие, егда́ ви́дим душа́ разлуча́емы от те́ла, ве́дуще яко все е́же под чу́вством есть веще́й и подо́бному тех естеству́ сво́йствено есть се, от ни́хже соста́в и телеса́ на́ша суть и от тех есмы́ соста́влени. И па́ки бу́дет нам разре́щшимся, в ты́я же соста́вы размеси́тися, лу́чшаго поновле́ния ожида́юще прияти. И а́ще сия́ сице есть, сего́ ра́ди вси с конце́м есмы́. «И несть челове́ка, и́же поживе́т и не у́зрит сме́рти», я́коже глаго́лет пророк: вси у́бо сме́ртни и от земли́ су́ще, и в зе́млю па́ки возвращаемся.

Сего́ ра́ди всу́е па́че ме́ры пла́чемся по умира́ющих. И зело́ се вели́ко безу́мие, е́же восклица́юще би́тися и терза́ти о возвраща́ющихся в зе́млю, и растлева́ющих во гробе́х, и в персть свою́ возврати́вшихся. А́ще у́бо бы не всем прия́ти е́же от зде отше́ствие и таково́е в зе́млю возвраще́ние, тогда́ подоба́ше си́це слези́ти непреста́нно по уме́ршем, не терпя́ще е́же от себе́ того́ разлуче́ние, глаго́люще я́ко «уже́ не и́мам его́ ви́дети никогда́же», е́же подоба́ет такова́я неве́рным твори́ти: поне́же они́ не ве́дят, ниже́ разуме́ют, я́ко па́ки бу́дет воскресе́ние, и на лу́чшую и честне́йшую жизнь паче всея тва́ри челове́ческому естеству́ преобрази́тися. Мы же воскресе́ния наде́ющеся, и ожида́ем воста́ния и обновле́ния, а не безве́стную поги́бель: сего́ ра́ди не пла́чемся и не стужа́ем о сих, и́же суть пе́рвее нас отошли́. Но от любве́ сле́зы о нем испу́стим, я́коже Писа́ние глаго́лет, повелева́я излия́ти сле́зы по усопшем таковы́м о́бразом. И́бо и живы́м су́ще обы́чай есть, разделя́ющемся от свои́х и на до́лгий путь отходя́щим, сле́зы пролива́ти, я́ко себе́ в таковы́я ма́лыя дни не ви́дят, до него́же вре́мени па́ки совокупя́тся. Си́це и мы твори́м по отше́дших сего́ жития́ во о́но безконе́чное: и́бо и мы не укосни́м, но ско́ро тех пости́гнути и́мамы.

Доко́ле ме́ртвии и ме́ртвыя погреба́ем, а́ко ли хо́щем жи́ви бы́ти? Доко́ле и́злиха по них сле́зы пролива́ем? Доко́ле рыда́ние, и пла́кание, и крича́ние? Доко́ле ри́зы и́же на себе́ растерза́ем и главо́ю ударя́ем к земли́ и стене́ толку́ще, и до гро́ба терза́ем себе́, и над гро́бом и по гро́бе? Доко́ле ху́льная исхо́дят из уст на́ших? Что твори́ши человече? Ме́ртваго лежа́ща ви́диши, а ты ху́льная из свои́х уст испуща́еши. Над ди́вным чудесе́м стои́ши, а Бо́гу себе́ супоста́та сотворя́еши. И́же бо есть дал, Той взят: а ты ему́ проти́вишися.

Подоба́ше убо моли́тися о нем глаго́ля: «Поми́луй, Влады́ко, ду́шу его», ты же проти́вная творя́, Влады́це досажа́еши. Сы́на уме́рша провожда́еши, ты же я́ко безсме́ртен пла́чешися. И о́ного коне́ц ви́дя, чесо́ ра́ди своего́ конца́ не помышля́еши? Воспомяни́, о́ челове́че, кто еси́, и помы́сли, я́ко сме́ртен еси́ и смерть народи́л еси́: и пома́ле умре́ти хотя́ща, е́же у́бо нача́ло и́мать, тому́ и коне́ц хо́щет бы́ти , ра́зве а́нгела и души́. И поне́же у́бо роди́лся есть, сего́ ра́ди нужно есть и разрушение тле́нием прия́ти, и па́ки обнови́тися на нетле́ние воскресе́нием в пе́рвую честь и досто́инство, в не́мже бе пе́рвый челове́к Ада́м сотворе́н. Сего́ ра́ди устыди́ся у́бо челове́че естества́ на среди́ стоя́ща, сме́рти и безсме́ртия, помы́сли Госпо́дне повеле́ние, разуме́й я́ко се уста́в Влады́чня отве́та есть и не сопротивля́йся: и́бо и сам по вся дни ви́диши си́це скоропревра́тно житие́ се. Сего́ ра́ди не пла́чи зело́, во гроб несо́ма ви́дя и на лу́чшее устрое́ние пременя́ющася. Ве́си бо, ве́си, я́ко и сам сие́ вско́ре пости́гнеши: сего́ бо отве́та уста́в никто́же не мо́жет избежа́ти. Сего́ ра́ди досто́ит нам зело́ благодари́ти Влады́ку. Мы же в ме́сто сих хулу́ Ему́ прино́сим.

Не дерза́ем у́бо доса́ду твори́ти Влады́це усо́пшаго ра́ди. И́бо не от лу́чшаго на ху́ждшее прехо́дит, но от худе́йших на лу́чшая, и от тле́нных на нетле́нная, и от ви́димых на неви́димая, его́же вси и́же до́брая творя́щии ожида́ют. Поне́же и сам Госпо́дь на́ше естество́ прие́м, не в зе́млю его́ сокры́, но на не́бо вознесе́, на ме́ста све́та ве́чнаго я́же Сам еди́н весть. Нам бо еще́ в дебельстве́ су́щем пло́ти и в ми́ре сем ви́димем, не мо́щно позна́ти их: то́чию егда́ и мы пре́йдем в разу́мное то житие́, сме́ртию истле́ние прии́мше, егда́ же преблаги́й Госпо́дь е́же есть дарова́л то же па́ки взе́млет. Чесо ра́ди ты я́ко супроти́вник Ему́ сотворя́ешися? Ны́не у́бо хо́щет взя́ти Свое́, то несть ли Ему́ леть? Вре́мя у́бо леть, егда́ Он хо́щет, продолжи́т или́ сократи́т: мы бо не мо́жем ве́дати строе́ние Бо́жие, е́же в какова́я стро́ится. Ны́не сего́ прия́т: и такова́я у́бо от на́шего уве́дения утае́на есть, о́ного же у́зрим, о сих благодаря́ща.

Сего́ ра́ди, я́ко вся ве́дый Бог си́це да стро́ит, и мы у́бо безвре́менно да не пла́чем зело́ ме́ртваго, и на одре́ лежа́ща ви́дяще, но разуме́ем, я́ко И́же да́вый душу, Той же па́ки и прия́т ю́ егда́ восхоте́. Кто бо сего́ при́снее, или́ ближа́йши тому́ есть? Ни оте́ц, ни ма́ти, ни ин никто́же, я́ко Он у́бо есть Влады́ка и Госпо́дь: и Той пе́рвее сотвори́ его́, и ны́не ду́шу прии́м и те́ло разруши́, и па́ки светле́е совокупи́в, на безконе́чную жизнь возста́вит. И а́ще у́бо есть всех при́снейши уме́ршему Созда́тель и Госпо́дь, то ничесо́же вопреки́ глаго́лем, но я́коже Он весть, си́це и твори́т. Мы же Ему́ сопроти́вная твори́м: егда́ бо подоба́ше нам моли́ти того́ и благодари́ти зело́, и мы же па́че плачь и крича́ние неле́пое содева́ем. Ни бра́тие, ни: не твори́м такова́я, не́сть бо нам се никако́ю же по́льзу. Но в ме́сто сих с молча́нием внима́юще послу́шайте глаго́лемаго и успе́х прии́мете.

Те́мже возри́те на вели́кое се и ди́вное чу́до, и ви́дите, что твори́т уме́рший, и мы́сленне расмотри́м та́инство таково́е. Стра́шно бо есть дру́зи ви́димое, страшне́йши же есть твори́мое зело́. И́бо а́нгели ны́не стра́шно блиста́нием све́та сия́юще и я́ко огнь паля́ще, зра́ком светообра́зни, честни́и ли́кове боже́ственых о́нех слуг, и белы зело́ я́ко заря́ све́та у́треняго светя́щеся, и огне́м ды́шуще, спе́шно належа́ще умира́ющему и ду́шу разлуча́юще, долг же истязу́юще. Мы же о сих не трепе́щем, ни усумни́мся. Что твори́ши, челове́че? Сего́ ли ра́ди не бои́шися, я́ко ты очи́ма дебе́лыма пло́ти безпло́тныя тех то́ности не зри́ши? Но ме́ртвы от стра́ха исчеза́ют, а ты не умягча́ешися. Он трепе́щет, а ты пусто́шная глаго́леши. Он есть в беде́ вели́це, а ты я́ко ни во что́же се твори́ши. Он в вели́це боя́зни, а ты я́ко руга́ние твори́ши. О́ному ду́шу разлуча́ют, ты же себе́ услажда́еши пла́чем. Он от стра́ха сотряса́ется, ты же не бои́шилися того́же часа́ пома́ле хотя́ дости́гнути. Он ужаса́ется зело́ зря е́же несть ви́дел никогда́ же, он от пло́ти разлуча́ется, ты же я́ко глумя́ся восклица́еши.

Удержи́ у́бо себе́, о́ челове́че, ма́ло и не дей его́. Да и́дет ми́рно и без пли́ща, иде́же есть по́зван. Небрези́ его́, да гряде́т в путь, и́мже никогда́же ше́ствова, ниже́ па́ки возврати́тися и́мать в те́мное и су́етное сие́ житие́. Пои́стинне у́бо мра́чно есть се, проти́ву бу́дущая жи́зни. И нам же уб́о есть всем предлежи́т в то́йже путь ити́: о́вем пре́жде, ине́мже ма́ло поме́дливше. Небрези́ его́, да гряде́т о́бщим путе́м в зе́млю те́мну и мра́чну.

Вся́ко рече́ши ми, челове́че, слы́шав такова́я: ка́ко не и́мам пла́кати рече́ и восклица́ти зело́, зря уме́ршаго в зе́млю иду́ща, те́мну и мра́чну? И ка́ко не воспла́чу того́, его́же такова́я земля́ прие́млет? О́ле ве́лие чу́до! О́ле сопроти́вный ра́зум! Не ве́си ли сего́ челове́че, я́ко и́же плоть сме́ртную иму́щим, смерть нам есть восприя́ти, и сме́ртию тму прия́ти, и пото́м на неизрече́нный свет приити́? То́чию дела́ име́ем до́брая: гре́шному бо и той свет вели́кий никаку́ю же по́льзу есть. Сего́ ра́ди ну́жда нам есть такову́ю тму всем прия́ти. Егда́ у́бо мы бо́льши есмы́ своего́ Влады́ки? И а́ще се есть изво́лил Госпо́дь сый и вся́ческим Влады́ка: и свет су́щим во тме, и всех живо́т сме́рти вкуси́ти, и в таково́е те́мное ме́сто сни́ти, явля́я Свое́ подо́бие все е́же к нам ра́зве греха́, и пото́м из такова́го и те́мнаго ме́ста в тре́тий день изы́де - что у́бо ди́вно есть, а́ще и мы гре́шнии подража́юще Того́, тле́нием смерть прии́мше, сквозе́ ме́ста испо́лненая тмы и мра́ка душе́ю про́йдем, иде́же несть све́та ви́дети, ниже́ зре́ти челове́ческа жития́, я́коже Писа́ние глаго́лет? Еда́ у́бо мы своего́ Го́спода и Влады́ки у́ньши есмы́ и святы́х муже́й высоча́йши, я́коже предреко́х, и́же те́мже о́бразом преидо́ша от зде су́щих, а́ще у́бо и доброде́тельно свое́ житие́ соверши́вше?

Сего́ ра́ди не подоба́ет нам пла́кати, но зело́ благодари́ти и моли́ти Человеколю́бца, а не тя́жесть себе́ твори́ти, а́дову тму слы́шаще: но боя́тися, еда́ бу́дет уме́рший прича́стник а́ду и тме вне́шней, о не́мже Писа́ние глаго́лет, и о такове́й тме пла́кати и скорбе́ти. Но оба́че и о сей не зело́ пла́кати, но Бо́га моли́ти, да по Свое́й ми́лости прости́т того́ и изба́вит таковы́я му́ки. О такове́м у́бо гре́шнице досто́ит пещи́ся, и прилежа́ние сотвори́ти сле́зы пролива́юще, и вся́чески тща́щеся помощи́ тому́, дабы́ на Стра́шнем суде́ осужде́ния не прия́л, ни по́слан в ве́чную тму и огнь негаси́мый. О се́мже не досто́ит скорбе́ти, якоже пре́жде нас отъи́де от жития́ и я́ко сквозе́ тму про́йде: но о сем жа́лити, я́ко а́ще ду́шу свою́ доброде́тельною жи́знию несть устро́ил и прейде в о́ну жизнь. И не пла́чи у́бо, я́ко сего́ со́лнца ви́димаго отъи́де: но пецы́ся зело́, еда́ пра́веднаго Со́лнца недосто́ин бу́дет ви́дети. Ни я́ко те́мно есть ме́сто ад бо́йся, но егда́ уме́рший мра́чных ра́ди дел отхо́дит к Нему́. А́ще ли сих всех не и́мать, то не ужаса́йся, и́бо избежа́ти и́мать того́, и име́й наде́жду, я́ко во свет отхо́дит, не пресеца́емый но́щию, и не име́яй тмы: я́ко высоча́йши све́та ви́димаго есть Той.

Сей бо ви́димый свет во двоюна́десяте часу́ опису́ется, и к ве́черу преклоня́ется, со́лнцу пости́гшу на з́апад: и а́бие нощь устрая́ется, и та́ко се свет но́щию пресеца́ем, и обхожде́нием вре́мен и ле́ты исчита́ется. Вели́кий же он Свет не пределя́ется тмо́ю, ни но́щью пресеца́емь есть, ча́совы же и дни , вре́мены и ле́ты не исчита́емь быв́ает: но никогда́ же преста́я, и при́сно сия́я безконе́чно, и пита́я сла́достию сия́ния досто́йныя, всегда́ же тем простира́я светоли́тие своего́ сия́ния. Я́коже глаго́лет Писа́ние: «Свет пра́ведным всегда́», и́же по све́ту Бо́жия повеле́ния ходи́ша в те́мнем житии́ сем: сего́ ра́ди во Он вели́кий отъидо́ша, и́мяже нечести́вых угаса́ет.

Мы же возлю́блении и у́зрим и испыта́ем о сем и де́белем, и тле́ннем телеси́: ка́ко у́бо маловре́менно есть и зело́ скоропревра́тно, и о сем тве́рде впери́вше ум, да разуме́ем своего́ естества́ ху́дость, я́ко ничи́м же есмы́ лу́чши ве́сненых цвете́ц, такоже ско́ро увяда́юще и изсыха́юще и от кото́рых соста́в сотворе́ни есмы́, в ты́я же па́ки расходя́щеся: и́хже у́бо до́бре о сих умо́м внима́яй, есть бо нам уве́дение таковы́х на успе́х ве́лий и покая́ние. Сего́ ра́ди о сих бесе́дующе ска́жем, на́шея пло́ти составле́ние ско́ро разстлева́емое, и в небытие́ разсыпа́ние, и в какову́ ху́дость дости́же.

Поне́же преслу́ша Ада́м Го́спода Бо́га и Творца́ своего́, и сего́ ра́ди прия́т ско́тскую сию́ жизнь: и́бо ника́коже пло́тию лу́чши есмы́ скота́. Изы́ди у́бо на ме́ста иде́же гро́бы, и преклони́вся я́ко дверца́ми к ра́це, и виждь о не́мже бесе́дуеши ны́не: и смотри́ такова́я, не возгнуша́йжеся, ни восклоня́йся отту́ду. И зри слез досто́йно видение: и не закрыва́й себе́, но потерпи́ ма́ло, до́ндеже дово́льно обоня́еши смрад, - поне́же бо не чуждь есть тебе́, но свой, - и претерпи́ кре́пко восходя́щий подъима́я смрад, и изъяде́ние от черве́й вижь, и истече́ние гно́я от согни́тия теле́с вижь, и смотри́ зело́, и разлучи́ а́ще мо́жеши, и сложи́ кость к ко́сти, и я́коже хо́щеши, та́ко сочета́й все то ви́димое. Вопраша́ем же: мо́жеши ли сказа́ти, чий есть се или́ о́но? Или́ кто есть сей, или́ он? Стар ли или́ юн, или́ он зна́емый, пре́жде или́ ны́не у́мре? Кто же есть доброде́тельно поживе́ или́ кто во гресе́х препроводи́ свою́ жизнь? Кто же ма́ло поживе́ или́ кто мно́жайше? Сие́ все смотри́, мо́жеши ли разсуди́ти? И виждь, несть ли тебе́ досто́йно дря́хлости и пла́ча и вели́кия печа́ли? Ка́ко у́бо несть се́тованию вина́ се? Бе бо по и́стинне умиле́нно виде́ние, и вся́каго же смра́да исп́олнено, и возгнуша́ния вина, пло́ти расше́дшися, се́рдцу же и утро́бе, и про́чая у́ды всего́ телеси́ растле́ша, и красота́ его́ согни́. И́мже ко́ждо нас во гро́бе положе́н есть, те́мже и истле́ет: и от тех же черве́й пояда́емь скончава́яся разы́дется. Разуме́й, челове́че, глаго́лемая, и возри́ в гроб, и вижь ко́сти обнаже́ны на́шего естества, я́коже пре́жде рех. И воспомяну́ всяк себе́, возврати́ся и прослези, и воздохну́в из глубины́ зело́, ока́й челове́чу ху́дость и окая́нство, я́ко в какову́ кончи́ну дости́же. Сия́ вся па́ки смотри́в, скажи́ ми, а́ще возмо́жеши: ко́е есть от лежа́щих та́мо царь, ко́е ли князь, ко́е же ли воево́да, ко́е ря́дник или́ во́ин, ко́е богат или убог? Кто ли сла́вен или́ безсла́вен? Кто же есть хитр или груб? Кто есть отец или́ ма́ти? Кто же есть сын? Но не мо́жеши ми сия исповедати, ко́сти то́чию обнаже́ны зря.

Смотри́ же ми па́ки, и та́яже помышля́й, и о всех благи́х су́щих и́же в ми́ре сем, я́ко все мимои́дет и в небытие́ расхо́дится. А́ще рече́ши бога́тьство или сан, и светлоцвету́щую сла́ву или́ держа́ву, си́лу же и добро́ту или вели́чество, и све́тлость ро́да или́ и́но что благи́х, - та́коже и мня́щаяся е́же в нас зла́я, сия́ вся с на́шими телеси подо́бно разруше́ние прие́млет. Та́коже зла́то и сребро́, и брачи́ны, и и́на вся́ка у́тварь, и сла́дость вин и ме́да, мле́ка же и ово́щия: и про́сто рещи́ - вся е́же в тва́ри кр́асная и сла́дость пития́, сия́ вся я́коже рех ра́вно на́шим телесе́м превраще́ние и тле́ние прии́мет. А́ще у́бо челове́цы высоча́йши тех бу́дут и ин друга́го: глаго́люже на воскресе́ние, вели́ку честь прии́мше обновле́нием, и новотворе́нием, и и́на про́чая боже́ственым даром прие́млюще. От сего́ разуме́й, бра́те, на́шего жития́ безве́стное и ско́рое мимоше́ствие. Хо́щеши ли у́бо к сим?

Да и другу́ю тебе́ нестоя́тельныя сла́вы безче́стнейшую ху́дость покажу́. Вонми́ же у́бо к пе́рвым и се, ка́ко во еди́ном пребыва́нии ничто́же не стои́т: ни све́тлость са́на, ни мно́жество име́ния, ни и́но ничто́же. Воспомяну́ у́бо тебе́ о сих, е́же и ты не ве́си: и́бо всем ве́домо есть, е́же во вре́менных све́та сего́ власте́х быва́ет. Како и́же вчера́ на высо́це престо́ле и позлаще́не седя́ше, и восклоня́яся на злата́я подержа́ния, бро́ви же возвыша́я и велича́яся зело́, и отовсю́ду слуга́ми обстои́мь, днесь же той несо́мь на одре́ ко гро́бу я́ко преоби́ден и еди́н от убо́гих, и со свеща́ми провожда́емь, опла́каемь и во гро́бе полага́емь: та́же пото́м о́то всех оставля́ем быва́ет, еди́н в те́мнем се́рдцы земля́. Уме́ршему бо до погребе́ния то́чию дру́зи быва́ют. Его́же вчера́ прославля́ху, той днесь ми́луемь есть. И́же вчера́ велича́шеся в си́ле мно́зе, той днесь я́зею томи́мь есть. И́же вчера́ го́рдостию вздыма́яся, днесь же смерди́т. Его́же вчера́ любо́вию зря́ще ненасы́щухся, днесь же от того́ закрыва́ющеся бе́гают. Вчера́ в до́мех пребыва́я, днесь же той во гро́бе. Вчера́ ми́ром благоуха́я, а днесь разстлева́ем смерди́т. Ви́диши ли, в каково́ безче́стие прихо́дит? Е́же зде ма́лая сла́ва, в каково́ окая́нно премене́ние маловре́менныя жи́зни честь достиза́ет. Зри, в како́в коне́ц на́шая жи́зни сла́ва прихо́дит. Где тогда́ ма́ло вре́менное бога́тство? Где велича́ние го́рдости? Где златоу́здныя коня́ и позлаще́нная прикрыва́ла? Где предстоя́щих мно́жество и во след теку́щих? Где зело́ слову́щая о́бласть велеле́пныя держа́вы? Где све́тлость сано́вная? Где многочи́сленая стада́ и чреды́ и разли́чие честны́х име́ний? Где разли́чие пи́ща и сла́дкая пития́? Где толи́ка сла́ва? Не все ли пе́пел, не все ли персть, не все ли земля́ и прах, и ху́ждши па́че сте́ня , и в безве́стие коне́чное прихо́дит? Си́це у́бо е́же зде бога́тство и вся кра́сная жи́зни: ни во что́же и без ве́сти быва́ют, я́коже и прему́дрый Соломо́н глаго́лет: «Все ви́дех, все мы́слию искуси́х»: богатство челове́ческое, пи́щу и могу́тство, славу мимогряду́щую, му́дрость отбега́ющую и держи́мую несодержи́мо.

И па́ки глаго́лю, к темже возвраща́яся: е́же чре́ва сла́дости, пи́ща и питие́, благоцвету́щия огра́ды разли́чие овоще́й и про́чих сла́достей сострое́ние, и зело́ мно́гое име́ние, и многочи́сленыя рабы́, му́жеска по́лу и же́нска, чва́нчия и оружено́сца, пе́сненых ли́ки и подви́жущих песни́вца, покоре́ние страна́м и оби́льное собра́ние да́ний, ца́рски брове́й возвыше́ние и оче́с, и е́же и́злиха взима́ние го́рдости, и про́чая вся я́же в житии́: к си́мже и е́же зе́льная кре́пость царе́й, и́же пре́до мно́ю бы́ша, сия́ вся смотри́в рече́: «Вои́стинну все суета́, суета́ су́етию бу́ди». Такова́я у́бо изобре́тения пло́тская смы́слящих челове́к, пе́рваго ра́ди преступле́ния таковы́м осужде́ни бы́ша. «Коне́ц сло́ву, рече́, все слы́ши: Бо́га бо́йся». Таковы́ми зде Он домышле́нии уста́в положи́, се у́бо жития́ сего́ приобре́тение, ви́димаго и пребыва́ющаго, е́же всегда́ пребыва́ти мяте́жем, и в тех при́сно волну́еми, и́же не помышля́ют бу́дущая и при́сно пребыва́ющая. Сего́ ра́ди не пла́чем по уме́ршем, разуме́юще каковы́х зол избежа́, но па́че себе́ пла́чем, в каковы́х злых еще́ оста́хом и коли́ки беды́ и́мамы прия́ти. Ели́цы же па́че и́же благи́ми де́лы не примири́шася Бо́гу и сме́ртию оста́вити и́муть, - сла́ву и стяжа́ние и ина́я сла́дкая - та́мо го́ркую жизнь и́мут насле́довати.

Сего́ ра́ди, до́ндеже есмы еще́ в жи́зни сей, оставим зе́млю и земна́я вся и на духо́вная обрати́мся, и всем умо́м впери́мся к небе́сным стезе́ю за́поведей Госпо́дних. Се у́бо есть тя́жко сла́бым и лени́вым, ле́гко же есть му́жественым и кре́пким смы́слом. Та́мо бо, я́коже рех, на высоту небе́сную всех лю́бящих Бо́га восхо́дят душа́. Я́коже глаго́лет Богосло́в Григо́рие: я́ко вся́ка душа́ боголюби́ва и доброде́тельна, я́ко от сою́за не́коего отреши́вшися от телесе́ и отсю́ду упраздни́вшися, а́бие же в чу́вствии и в виде́нии быва́ет, ожида́ющихся благи́х, я́коже покрыва́ло тмы отложи́вши дебельство́ пло́ти и очи́стившеся. Не ве́мже ка́ко, реку́.

И́же и чу́дну не́каку ощуща́ет сла́дость, услажда́ется и весели́тся зело́, и гряде́т ра́дующися к своему́ Влады́це, я́ко от сети́ и соу́з от су́етнаго жития́ отреши́вшися и облежа́щий ей оттря́сши мрак дебельства́, и́мже мы́слено перо́ привлача́шеся: и таковы́м зре́нием сла́дце наде́жда той дае́тся, я́ко прия́ти и́мать угото́ванная блага́я, ма́лым же последи́ - и сопру́г теле́сный прии́мет, я́ко да и о́ной причасти́тся и́же та́мо нетле́нней сла́ве, да я́коже страда́нию и беда́м пло́ти приобщи́ся душа́, е́же к ней совокупле́ния ра́ди. Си́це и ту, - глаго́лю же соу́з те́ла, - прича́стницу пока́жет свое́й сла́ве: все тоя́ дебельство́ в себе́ истончи́вши - и бу́дет со свое́ю пло́тию еди́но, духо́вная и у́мная. И обоже́на дарова́нием боже́ственым, нетле́нием поже́рту бы́вшу до конца́ ме́ртвеному мудрова́нию.

До зде у́бо сицева́я. Возврати́мжеся па́ки на пре́жде рече́нная сказа́ния слове́с. Ви́дим у́бо бра́тие, чесо́му подо́бно есть су́етное житие́ сие́ и ско́ро мимогряду́щее. Ви́дим, каково́ маловре́менное на́ше пребыва́ние, каково́ скоропревра́тно све́та сего́ пребыва́ние я́коже на то́ржищи, я́ко еще́ не бы́вшим бы́ти настои́т, а бы́вшим разруши́тися подоба́ет. И вси есмы́, я́ко сон несостоя́тельный и мя́теж несодержи́мый, я́ко пти́ца мимолетя́щи. И след тоя́ не познава́емь бе: и я́ко кора́бль пловы́й по пучи́не и ше́ствие пути́ не показу́ющи, или́ я́ко дым в возду́х расходя́йся без ве́сти быва́я, или́ я́ко роса́ у́треняя теплоты́ ра́ди со́лнца ве́чера не дости́жущи, и я́ко проле́тный цвет уведа́ет, преклоня́ющуся ле́ту, я́коже верже́ние стрелы́, по возду́ху путь не сотворя́ющи, и я́ко зми́я по́лзящи по ка́мени несть познава́ти сле́да ея́ - подо́бно си́це и на́ше житие́ в сем ми́ре не познава́емо бе, за ско́рое прише́ствие е́же от зде су́щих, и никто́ же мо́жет сказа́ти сла́вна или́ безче́стна. Где бо есть он царь или́ владу́щий, и он епа́рх или́ воево́да? И́же па́че всех преслову́щии си́лою и во мнозе име́нии зело́: и не бя́ше ви́дети их, я́ко сме́ртию ни во что́же бы́ша. Па́ки же: где он друг или ю́жика, и он ря́дник? Ни тех рече́, я́ко измро́ша вси. Когда́ же и ко́им о́бразом? Он рече́, пад и ничто́же поболе́в сконча́ся, а други́й пред ма́леми де́ньми у́мре, ин же ве́тром с высоты́ сверже́н и раздраже́н бысть, а друга́го разбо́йницы уби́ша, ина́го же гром порази́, ин же яды́й, и крупи́ца став , смерть тому́ нанесе́. Что бо есть ху́ждши челове́ка и что есть удо́бнее, я́коже смерть тому́ нанести́? А́ще и о́бразом челове́ческим гордя́щеся, вели́цы сотворя́емся, я́ко безсме́ртни себе возвыша́юще. Где же бе он бога́тый? Где ли того́ сын, или́ дщи, или́ ма́ти тех? Вси изомро́ша: ов пре́жде, а други́й ны́не: ины́й в дому свое́м, а други́й утопе́: ин же уя́ден от зми́я у́мре, ина́го же зверь растерза́. Сего́ ра́ди сие́ ве́дуще бра́тие, я́коже сла́ва на́ша и име́ние и са́мое житие, ско́ро и маловре́менно есть.

Того́ ради не подоба́ет нам пла́кати зело́ о преше́дших отсю́ду, поне́же и мы ско́ро тех пости́гнути и́мамы. Чесо́ ра́ди без ме́ры себе́ стужа́ем? Не в та́яже ли ме́ста преити́ и́мамы ско́ро? Не такова́ же ли дска гро́ба покры́ти и́мать нас? Не та же ли земли́ персть и мы ско́ро быти и́мамы? Не вся ли сия́ приобрести́ и́мамы, изоста́вше по них су́ще? Е́же бе́ше и зело́ го́рши сих, я́ко о́во ви́дети, друго́е же и прия́ти, а и́но и са́ми сотвори́ти и́мамы. Поне́же о́вы проводи́ти во гроб, а от други́х прия́ти провожде́ние: о́вы опла́кати, други́ми же опла́кану бы́ти и в ме́сто свои́х слез, други́х сле́зы прия́ти - таково́ у́бо на́ше житие́ и пребыва́ние в маловре́менней сей жи́зни. Сего́ ра́ди не пла́чем по уме́ршем, но па́че себе́ пла́чем.

Глаго́леши же ми: я́ко юн бе и зело́ ми есть люби́мь? Но себе́ па́че возлюби́ и поми́луй, и́же до толи́ки ста́рости ничесо́же благосотвори́.

Се же па́ки рече́ши: я́ко еще́ ны́не бе нача́т жи́ти, и ра́доватися вся́чески и веселитися подоба́ше ему́? Но ты у́бо не ве́си такова́я, Влады́ка же того́ еди́н весть, где ему́ досто́ит жи́ти.

Мудр бе рече́ о́трок и зело́ смы́слен па́че всех, кро́ток же и добронра́вен? Но не бе ему́ в сем житии́ пребыва́ти во ве́ки. И не сам бя́ше имы́й власть жи́зни своея́, но Сотвори́вый его́ владе́ет им: и я́коже восхоте́, прия́т его́ от су́щих зде, и уже́ не и́мать ся боя́ти никого́же, та́коже ни его́ никто́же: и не попече́тся еже собра́ти бога́тство, не убои́тжеся е́же от него́ за́висти , и не оскверни́т души́ своея́ е́же зле сбира́я такова́я: но толи́ко хо́щет прия́ти во о́ном ве́це, ели́ко зде приобре́те сокро́вище благи́х дел. Зде же у́бо хотя́ще и обогаща́тися никогда́ же насыща́ются и дово́льства не ве́дят, е́же преста́ти от мно́гаго сбира́ния.

Та́коже а́ще кто глаго́лет и о дще́ри свое́й сконча́вшейся: я́ко до́бра рече́ и смы́слена зело́, и любе́зна де́лу прилежа́щи, и ум кре́пок стяжа́, му́жа и де́ти своя́ лю́бящи, и в до́бре нака́зани тех воспита́ющи, не то́чию же на вре́тено, но и на вся дела́ ру́це свои́ гото́ве иму́щи, и ко всем благи́м приле́жно стро́ящи себе́: вдови́цы ми́лующе, убо́гим подаю́щи, наги́я же одева́ющи и про́чая вся блага́я дела́ творя́щи. Но я́ко сме́ртней су́щи, подоба́ше сме́ртию сконча́тися: поне́же то коне́ц всем предлежи́т, и́же роди́шася в сию́ жизнь.

Сего́ ра́ди подоба́ше нам в ме́сто пла́ча и таковы́х глаго́л моли́ти Человеколю́бца и Творца́ вся́ческим, глаго́люще си́це: Ты у́бо о Влады́ко и Соде́телю всех ви́димых и неви́димых, о́ Го́споди Бо́же О́тче и Промы́слениче всех челове́к! О́ душ на́ших Сохра́нниче и Благода́телю и всем неизреченныя ми́лости Пода́телю! И ны́не его́же от нас прия́т, Свои́м благоутро́бием введи́ в ме́сто боже́ственаго рая́. Та́коже и нас, а́ще и недосто́йни есмы́, не отри́ни гне́вом Свои́м, последи́ хотя́щих приити́ ко́ждо во свое́ вре́мя. Ны́не же наста́ви нас на доброде́тельное житие́ и страх твой всели́ в сердца́ на́ша, я́ко да досто́йне угоди́вше, к Тебе́ пре́йдем кроме́ вся́каго стра́ха и трепета́, но в весе́лии се́рдца приходя́ще поклони́мся и просла́вим глаго́люще: сла́ва и держа́ва, честь и поклоне́ние, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.