Боле́знь ну́дит мя изрещи́, и недосто́инство мое́ запреща́ет ми молча́ти. Боле́зни се́рдца моего́ ну́дят мя веща́ти, и греси́ моя́ веля́т ми молча́ние име́ти. И поне́же обдержи́мь есмь обои́м, па́че у́не ми есть глаго́лати, да осла́бу прииму́ боле́зни се́рдца моего́. Душа́ ми тужи́т, но о́чи мои жела́ета слез. Кто даст главе́ мое́й во́ду, и очи́ма мои́ма исто́чник слез, и пла́чуся непреста́нно день и нощь о стру́пех души́ моея́ и сла́бости де́ля обдержи́мыя быве́мыя в ле́та на́ша: я́ко испо́лнь есть стру́пов и неве́дения, горды́ня бо ей не дасть разуме́ти стру́пов свои́х, и да бы была́ цела́?

Обеща́ние о́но бы́вшее во дни о́ны оте́ц на́ших, и́же просия́ша я́ко свети́ла во всей земли́. Пожи́в же на ней посреде́ те́рния и волчца́, си́речь, посреде́ еретико́в и нечести́вых, и бе́ша а́ки ка́мение че́стное и многоце́ннии би́сери, и́хже мно́гия ра́ди чистоты́ и до́браго жития́, и ти́и са́мии врази́ подража́тели им бы́ша. Кто бо их ви́дя до́брое испове́дание и смире́ние и целому́дрие, не пока́ется? Или́ кро́тости и безмо́лвию их, кто не почуди́тся? Кто же богатолю́бец, ви́дев их нищету́, ненави́стник ми́ру не бысть? Кто хи́щник или́ горды́нник, ви́дев их до́брое и чи́стое житие́, не преложи́ себе́? Кото́рый же блудни́к или́ скве́рник на моли́тве ви́дев их стоя́ща, целому́др а́бие и чист не бысть? Или́ кото́рый гневли́в и нагл бесе́дуя с ни́ми, на кро́тость не приложи́ себе́? Зде ны́не повиза́шася, и та́мо ра́дуются, я́ко Госпо́дь просла́вися и́ми, и Бог просла́ви их. И челове́цы со́здани быша.

На́ше же обеща́ние, оста́вльше пра́выя пути́, упаде́ньми сте́нными и де́белыми путьми́ мимохо́дим: не бо есть в ны́нешнее се вре́мя Бо́га ра́ди отходя́щаго бога́тства своего́, ниже́ есть жи́зни ве́чныя де́лма покаря́ющагося. Несть кро́тка, ни смире́на, и несть безмол́вна и благостро́йна, ниже́ есть досажда́емь и терпя́, и несть оклевета́емь, и пожида́я. Но вси прекосло́вцы и вси гневли́ви, вси на́гли, и вси я́ри. Вси ри́зами укра́шени, и вси тщесла́вни. Вси славолю́бцы, и вси началолю́бцы. Приходя́й бо обещава́ется, и пре́жде обеща́ния отвещава́ет, и пре́жде навыкнове́ния учи́ти хо́щет. И пре́жде уче́ния, законода́вец кре́пок быва́ет. Пре́жде прия́тия, му́дрствует. И пре́жде покоре́ния, покаря́ет. Пре́жде повеле́ния, повелева́ет. Пре́жде наказа́ния, наказу́ет. И а́ще старе́йшина есть, с горды́нею повелева́ет. А́ще ли юн есть, а́бие сопроти́вно отвещава́ет. А́ще бога́т есть, а́бие че́сти и́щет. А́ще ли же нищь есть, о поко́и вопраша́ет. И а́ще де́латель есть, а́бие пе́рсты младя́ отребля́ет.

Кто у́бо люби́мицы мои́, не пла́чется на́шего обеща́ния? Е́же бо ми́ра то́кмо отвергше́ся, и земны́ми пече́мся. Землени́и, неради́ша о земли́, и мня́щеся бы́ти духо́вни, привя́зани бы́ша на земли́. Не ве́мы ли бра́тие, ка́ко по́звани есмы? И не ве́мы ли ка́мо прихо́дим, люби́мицы мои́? На воздержа́ние по́звани бы́хом, и добролюбе́зная бра́шна лю́бим. В наготу́ по́звани, и о оде́ждах сва́римся. В покоре́ние по́звани есмы́, и вси пререку́ем. В кро́тость и целому́дрие приидо́хом, и вси горди́мся. Све́дуще, и не све́мы. И слы́шаще во ушеса́ на́ша, не внима́ем. А́ще кто внеза́пу в разбо́й впаде́т, измени́тся ему́ лице́ и се́рдцем убои́тся. Мы же убие́ныя апо́столы, и ка́мением побие́ны проро́ки чту́ще не бои́мся. И что глаго́лю о проро́цех и о апо́столех?

Самого́ сла́вы Бо́га обе́шена на дре́ве и ра́спята грех ра́ди на́шых, слы́шаще и чту́ще глуми́мся и смее́мся. Со́лнце у́бо нетерпя́ досажде́ния Владычня, свет свой во тму преложи́. Мы же от тмы зло́бы на́шея преложи́ти себе́ не хо́щем. Запо́на церко́вная ничто́же согреши́в сама́ ся раздра́, мы же грех ра́ди на́ших се́рдца на́шего не хо́щем сокруши́ти на покая́ние. Земля́ боя́щися вои́стинну, и трепе́щет от лица́ Госпо́дня, и коле́блется под нога́ми, нам страх творя́щи: и та́ко не бои́мся. Гра́дове потопо́ша, и ме́ста опусте́ша от гне́ва Бо́жия: и ника́коже не устраши́хом себе́. Со́лнце еди́ною и двокра́ты полу́дне омрачи́ся на нас, но и та́ко не убоя́хомся. И бра́ни пе́рсския и ва́рварския приидо́ша, и пу́сту сотвори́ша страну́ на́шу, да мы ся Бо́га убои́м и припаде́м в покая́ние. И тре́буем покая́ния мно́га: не на день еди́н и на ме́сяц про́сто, но на ле́та мно́га. И ни та́ко преклони́хомся на покая́ние.

Пока́емся ны́не бра́тия моя́ люби́мая, да Бо́га ми́лостива сотвори́м о гресе́х на́шых. Мо́лим И́, я́ко прогне́вахом И́. Смири́мся, да ны вознесе́т. Рыда́ем зде, да та́мо возвесели́мся. Пла́чемся зде, да та́мо уте́шимся. Отве́рзем от себе́ плотску́ю печа́ль и злы́я обы́чаи, но облеце́мся де́телию, я́ко и ри́зою, па́че же мы, сподо́бльшиися а́нгельскому сему́ житию́.

Ей люби́мицы мои́, сих возме́м ме́ру и пра́вило о́но до́брое соверше́ных оте́ц бы́вших пре́жде нас. Да не днесь у́бо воздержи́шися, а у́тро не сумне́ешися. Да не днесь воды́ не пия́, а у́тро вина́ взы́щеши. Да не днесь бос, а у́тро сапо́зи и кали́ги. Не днесь влася́ны ри́зы, а у́тро многоце́нны ри́зы. Да не днесь изможда́ние, а у́тро украше́ние. Да не днесь кро́ток и смире́н, а у́тро велича́в. Да не днесь пла́чем и рыда́нием, а у́тро сме́хом безчи́нным. Да не днесь на земли́ до́ле лега́ние, а у́тром на одре́ лега́ние. Но пра́вило име́й себе́ люби́миче, и́мже мо́жеши Бо́гови угоди́ти, и себе́ и бли́жнему си потре́бен бы́ти. А́ще же у́бо умертви́ти себе́ хо́щеши, и еди́н еси́ служа́, не осужда́й дружи́ны своея́. А́ще ли же со мно́гими еси́, послу́шай Влады́ки ре́кша: «Я́коже хо́щете да творя́т вам челове́цы, та́коже и вы твори́те им». А́ще ли же ну́жда ти служи́ти, умерщве́ния ра́ди теле́снаго, внемли́ у́бо, бли́жники своего́ да не отщети́ши. Сего́ бо ра́ди соверше́нии отцы́, основа́вше себе́ во еди́ном пра́виле соверше́ни обрето́шася. И наче́нше, сконча́ша до кончи́ны своея́, без преткнове́ния соверши́вше нача́ло свое́: до четы́редесять и пяти́десять лет их, не измени́ша пра́вила своего́, е́же есть воздержа́ние до́брое и чу́дное. И язы́к удержа́вше, и на го́ле земли́ лега́нием и смире́ною му́дростию черне́чествовавше. Кро́тостию же и ве́рою и любо́вию соверше́ною, и духо́вным созида́нием, на́до все́ми си́ми нището́ю, и от всего́ земна́го уда́льшеся, ти́хостию же и житие́м чи́стым пожи́ша, бде́нием же и моли́твою чи́стою, с покая́нием мно́гим и слеза́ми. Сме́ха же и осклабе́ния отве́ргшеся. Горды́ня же попрана́ бысть и́ми, гнев и я́рость усо́хши исчезе́ от них. Зла́то и сребро́ уничиже́но бысть и́ми. И са́ми себе́ еди́ною от всего́ очи́стиша. И сего́ ра́ди Бог всели́ся в ны, и просла́вися в них. И отмета́ющиися, слы́шавше о них, Бо́га просла́виша.

И́бо а́ще кто не очи́стит себе́ от вся́кия злы́я ве́щи, и по́мысл скве́рных и похоте́ний злых, я́рости и гне́ва, за́висти же и горды́ни и тщесла́вия, не́нависти, прекосло́вия же и клеветы́, бля́ди и несумне́ния, и что ны́не вся подро́бну почита́ю, - от всего́ бо его́же ненави́дит Бог, а́ще кто не отврати́тся, не и́мать в себе́ вселя́ющася Христа́. Егда́ у́бо дале́че все то отступи́т от него́, тогда́ всели́тся Бог в сего́. Рцы у́бо ми ты сам, а́ще бо кто бы хоте́л тя воврещи́ в ров, я́ко да бы вы́ну был ту, не бы ли по́мнил того́ нань. А́ще убо ты черне́ц сый, не терпи́ши и сего́ твори́ти, ка́ко хо́щеши Безскве́рнаго и Пречи́стаго, Еди́наго Свя́та и на святы́х Почива́ющаго всели́ти себе́, тако́в сый скве́рнен и злосмра́ден, и сего́ ра́ди горе́е.

Те́мже очи́стим себе́ люби́мицы, да всели́тся в нас Бог, и получи́м обетова́ние Его́. Не досади́м и́мени свято́му Его́ нарече́нному в нас, и нас ра́ди поху́лено бу́дет и́мя Бо́га на́шего. Пощади́м себе́ и разуме́ем, и́мя на́ше согла́сно есть и́мени Его́. Поне́же у́бо Христо́с нари́чется Сам, мы же христиа́не. Дух Бог есть, и мы духо́вни бы́хом. Иде́же бо есть Дух Госпо́день, ту и свобо́да.

Потщи́мся ны́не да получи́м свобо́ду сию́. Поразуме́ем, которо́му житию́ сподо́бил ны есть. Уве́дем, я́ко на бра́ки Своя́ звал ны есть. Возлю́бим себе́, я́коже Бог Сам возлюби́л ны есть. Вожделе́ем Его́, да и Той просла́вит нас. Внемли́те себе́, да не сугу́бы беды́ возда́ст нам в день Су́дный. Отше́дше бо от ми́ра, и ми́ром пече́мся. И плотски́х бежа́вше, а та́яжде го́ним. Те́мже бою́ся, еда́ напра́сно на́йдет на ны день Он, и обре́тшеся стра́стни и на́зи, и непригото́вани, во огнь по́слани бу́дем.

Сицева́я бо любля́ху и во дни Но́евы: ядя́ху и пия́ху, женя́хуся и посяга́ху, и ку́пли творя́ху, до́ндеже прии́де пото́п и погуби́ вся. Ди́вно бо бе тогда́ вои́стинну ви́дети вещь ту стра́шную, бра́тия моя́, зря́ще ди́внаго живота́ собира́ема во еди́но ме́сто: слоны́ от Инди́и и Перси́ды гряду́ща, львы же и ры́си со овца́ми и ко́зами сме́шаны, и ко́еждо их друг дру́га неврежда́я, га́ди и пти́цы перна́тыя, никому́же гоня́щу их гряду́ща, и о́крест ковче́га водворя́емы. И се по днех дово́льных, самому́ Но́еви потща́вшуся угото́вати ковче́г, и к ним вопию́ща: «Пока́йтеся», и не внима́ху, ни зря́ще же собо́ра безслове́снаго живота́. Не пока́яшася, да бы́ша спасе́ни бы́ли.

Убои́мся и мы ны́не люби́мицы мои́, да не и мы в сия́ впаде́м. Пи́саная бо вся сконча́, и рече́ная зна́мения ся соверши́. И несть и́но ничто́же про́чее то́кмо супе́рника на́шего, е́же есть анти́христова сла́ва. На коне́ц бо Ри́мскаго ца́рства подоба́ет всему́ соверши́ти. Те́мже хотя́й спасти́ся тогда́, да потщи́тся ны́не. И в Ца́рство небе́сное хотя́й вни́ти, да не лени́тся ны́не. Хотя́й родства́ о́гненаго изба́витися тогда́, зако́нно да постра́ждет ны́не. Хотя́й че́рвию неусыпа́ющему не пре́дан бы́ти, да трезви́тся ны́не. Хотя́й вознести́ся тогда́, да смири́тся ны́не. И хотя́й уте́шен бы́ти, да пла́чется ны́не. Хотя́й ра́доватися тогда́, да рыда́ет ны́не. И ча́я весели́тися тогда́, да подвиза́ется ны́не. Любя́й в черто́г вни́ти Госпо́день, свещу́ све́тлую и ма́сла да во́змет. Ча́яй зван бы́ти и вни́ти на бра́ки, оде́жду све́тлу да стя́жит.

Град бо Царе́в испо́лнь есть весе́лия и ра́дости, испо́лнь есть све́та и благоле́пия, бла́гости и сла́дости, и живо́т ве́чный то́чит живу́щым в нем. Да и́же у́бо лю́бит суграждани́н быти небе́снаго Царя́, ско́ро убо́йся, день бо преклони́лся есть, и никто́же свесть что сря́щет и́ на пути́. Я́коже бо кто путьше́ствуя и све́дый дале́че пу́тное ше́ствие, и возле́г почи́ет до ве́чера, и пото́м возбну́в, ви́дит я́ко день уже́ преклони́лся есть, и наче́ншу ему́ путьше́ствовати, внеза́пу о́блак гра́ден бу́дет, гро́ми же и мо́лнии, и ско́рби всю́ду и смяте́ния, я́ко ни в поко́ищи мощи́ ему́ обита́ти, ниже́ ме́ста своего́ доити́, наше́дшаго ра́ди зла. Та́ко и мы аще облени́мся во вре́мени сем покая́нием на́шым, ка́ко на Суде́ предста́нем? Пресе́льницы зде бо есмы́ и прише́льцы.

Потщи́мся у́бо ны́не люби́мицы мои́, с бога́тством вни́ти во град наш и оте́чество. Купцы́ бо есмы́ духо́внии, и́бо и́щем многоце́ннаго би́сера, е́же есть Христо́с Спас наш, Ра́дость на́ша и Похвала́ на́ша и Сокро́вище на́ше некра́домое. Потщи́мся у́бо стяжа́ти И́.

Блаже́н бо и треблаже́н, и́же потща́ся стяжа́ти И́, и стажа́в И́, просла́вися о Нем. Стра́стен же и окая́нен, облени́выйся стяжа́ти Его́ себе́, и стя́жан быти им я́ко сам себе́ дал есть в поги́бель, отлучи́выйся Творца́ всех. Не ве́сте ли люби́мицы мои, я́ко ро́зги есмы́ и́стиннаго Виногра́да, е́же есть Христо́с? Блюди́теся у́бо, да не обря́щется никто́же безпло́ден: Оте́ц бо и́стинне же есть Де́латель, Сам де́лает Виногра́д сей и́стинный. И принося́щых плод отребля́ет, да мно́жайший плод прино́сят. А не принося́щых плода́ посека́ет, и вон из Виногра́да измета́ет, да огне́м сжего́ми бу́дут негаси́мым во ве́ки веко́в.

Те́мже внемли́те себе́, да ся безпло́дни не обря́щете и посе́чени и огню́ пре́дани бу́дете. Се́мя бо есте́ до́брое, е́же все́я Влады́ка до́му Христо́с, не́бу же и земли́ Творе́ц и Госпо́дь. Жа́тва уже́ приспе́ла есть, а жа́теле гото́вы иму́ще серпы́, посла́ния же Его́ то́кмо ждут. Блюди́те же ся у́бо, еда́ кто от вас обря́щется пле́вел, и свя́зан бу́дет в сноп и жего́мь бу́дет во ве́ки веко́в.

Не разуме́ете ли бра́тия моя́, я́ко стра́шну и́мамы преити́ пучи́ну? Соверше́ни су́ще и прему́дри купцы́, гото́ву и́муть свою́ ку́плю, и ждут с ра́достию, когда́ дохне́т им ветр, да преше́дше сию́ пучи́ну, пости́гнут вари́ти в спасе́но приста́нище. Аз же и подо́бнии мне лени́вии, не сумня́щеся глуми́мся, ни до конца́ прие́млем во ум, ка́ко и́мамы преити́ стра́шное се прехо́дище.

Те́мже бою́ся, еда́ внеза́пу дохне́т ветр, и обря́щемся не гото́ви и непригото́вани. И связа́вше, вве́ргут ны в кора́бль, и та́мо ше́дше пла́чемся уны́ния на́шего, и разли́чно ви́дяще други́я, ра́дующася и веселя́щася, са́ми себе́ в ско́рби и боле́зни мно́зе. Приста́нище бо о́но купу́ющых есть, и ки́йждо от входя́щых в то приста́нище, во свое́м бога́тстве и в свое́й ку́пли хва́лится и ра́дуется и весели́тся. Не ве́сте ли люби́мицы мои́, я́ко на бра́ки Сы́на Своего́ звал ны есть, Царь ца́рствующым и Госпо́дь госпо́дствующым? Что у́бо лени́мся и не потщи́мся зде оде́жды чи́сты стяжа́ти и све́тлы и ма́сла в сосу́дех на́шых взя́ти? И не помышля́ете ли, я́ко наг никто́же не вхо́дит та́мо, а́ще ли же и безче́ствуя кто вни́де не имы́й оде́жды бра́чныя, свесть что стра́ждет таковы́й: повеле́вшу у́бо Царю́, и свяжу́т ему́ ру́це и но́зе, и вве́ргут и́ во тму кроме́шную, иде́же ест плачь и скре́жет зубо́м.

Те́мже воспря́нем люби́мицы мои́. Аз же бою́ся, еда́ страсть плотска́ изри́нет ны от черто́га о́ного. Не образу́ем внею́ду то́кмо гове́нием, внутрь же иму́ще стра́сти плотски́я. Не бо, но и вне́шнии о́чи ви́дита, где есть по́мысл наш, и показу́ета, где есть се́рдце на́ше. Се, красота́ риз на́шых зна́менует, я́ко на́зи есмы́ от сла́вы о́ныя. И добролю́бие оде́жды на́шея ка́жет, я́ко ничто́же и́мамы о́бща к Ца́рству небе́сному. И се, славолю́бие на́ше кле́плет та́кожде, я́ко тщесла́вни есмы́. И сла́дость бра́шенная свесть ны, я́ко чревообъя́стницы есмы́. И уны́ние на́ше ка́жет, я́ко лени́ви есмы́. Многостяжа́ние на́ше кле́плет, я́ко Христа́ не лю́бим. И за́висть на́ша ка́жет, я́ко любве́ не и́мамы. Е́же умыва́ти лица́ и но́гу , кле́плет, я́ко стра́стни раби́ есмы́.

Язы́ком же на́шым пропове́дается, кого́ лю́бит сердце, а я́коже лю́бит се́рдце, та́ко поуча́ется и язы́к. Уве́сте у́бо на язы́це та́йны серде́чныя, поне́же уста́ на́ша отве́рста суть, двере́й не иму́ща, ни стра́ха, и сло́во безчи́слено исхо́дит, и сло́ва де́лма нуре́ет се́рдце на́ше. Уста́ бо на́ша не храня́щая та́йны, кра́дут серде́чную мысль, и мня́ся внутрь су́ще бы́ти се́рдце, усты́ пору́гано бу́дет. Непщу́яся неви́димо су́ще, словесе́м же явля́ется. Никто́же у́бо себе́ да не льсти гове́нием извнею́ду бы́ти что. А́ще у́бо кто ча́я бра́та прельсти́ти вне́шним виде́нием гове́ния, той себе́ прельща́ет: се бо житие́м свои́м гове́ния своего́ показу́ет лжу. А́ще ли же хо́щеши по́мыслы серде́чныя уве́дати, приступи́ ко усто́м и навы́кни от них изве́стно. Пе́рвое, о небе́сных ли помышля́ют, ил́и о земны́х? О духо́вных ли, или́ о плотски́х похоте́ниих? О воздержа́нии ли, или́ о многостяжа́нии? О нищете́ ли и о смире́нной му́дрости, или́ о высокому́дрии? О любви́ ли, или́ о не́нависти? От сокро́вища бо серде́чнаго уста предло́жат, бра́шна су́щая им или́ поуче́ние язы́ку.

И житие́ бо челове́че показу́ет, кого́ лю́бит се́рдце его́. Пе́рвее, Христа́ ли, или́ ве́ка сего́. Неви́дима бо есть душа́, но делесы́ своего́ те́ла ви́дима есть, какова́ есть, а́ще бла́га есть или́ зла. Бла́га у́бо есть, по естеству́. Прелага́етжеся зло́бою, самовла́стныя ра́ди во́ли. Но ра́вно сему́ рече́т не́кто, я́ко стра́сти есте́ствены суть и неукло́нни суть рабо́тающии им. Внемли́ у́бо себе́, окая́нне, до́браго соде́лания Блага́го Влады́ки, в собла́зны не вводи́. Сотвори́ бо Бог вся добра́ зело́, и естество́ украси́л есть благи́ми делесы́. Якоже́ се что глаго́лю: По естеству́ алчба́ не нарече́тся, в ме́ру яду́щу. А́щели же без ме́ры яст, зна́емь есть: я́ко рече́ безъесте́ствен есть, а́ще без ме́ры яст. И жа́жды па́ки не нарече́тся, а́ще кто в ме́ру пие́т. А́ще же без ме́ры пие́т, позна́н бу́дет: поне́же есте́ственая быва́ет жа́жда, без естества́ же ‐ безме́рие. И а́ще почива́ет кто па́ки по естеству́ нари́чется, а́ще в ме́ру почива́ет. А́ще ли́ше ме́ры, позна́н быва́ет. И́мже разсла́бив себе́, преда́сться сну, преда́в естество́ на побежде́ние обы́чаем со́нным.

А́ще ли естество́ и обы́чай, пропове́дателя еста́ обе́ма ча́стьма: есте́ство показу́ет порабоще́ние, обы́чай же кле́плет во́лю ‐ от обоего́ бо состои́тся челове́к. Во́ля же самовла́стна су́щи, я́ко де́ла(тель) есть. Вкорени́т бо в естестве́ обы́чаем злы де́тели или́ бла́ги, яцы́же хо́щет. Вкорени́т бо злый обы́чай та́ко: Во алчбе́, чревообъяде́ние. В жа́жди, многопитие́. Во сне, сла́бость и сон без сы́тости. Во взо́ре, злу мысль. Во и́стине, лжу. Па́ки вкорени́т де́тели бла́ги: В пи́щи, воздержа́ние. В жа́жди, терпе́ние. Во сне, бде́ние. Во лжи, и́стинну. Во зре́нии же, целому́дрие. Во́лю бо на́шу о́браз де́лателя нари́чут. Искорени́т бо злы́я обы́чаи в мгнове́нии оче́снем, и присади́т благи́я де́тели яцы́же хо́щет, поне́же естество́ та погнала́ есть: земля́ у́бо де́лаема на́ше естество́ есть, де́латель же сему́ есть во́ля. Боже́ственая же писа́ния сове́тницы нам суть и учи́телие: уча́т бо на́шего де́лателя, ки́я обы́чаи злы́я искорени́ти, и ки́я де́тели благи́я насади́ти. А́ще убо чист и тщели́в наш де́латель бу́дет, кроме́ же боже́ственых писа́ний без стро́я и груб есть. ́Аще ли же в боже́ственых писа́ниих, да́стся ему́ ра́зум и си́ла, и де́тели бла́ги пода́ст ему́ от свои́х ве́твий. Я́ко да приса́д сотвори́т от дре́ва своего́ естества́. Я́коже се что глаго́лю: даст ему́ ве́ру бла́гу присади́ти в неве́рствии его́. И упова́ние, в неупова́нии его́. И любо́вь, в не́нависти его́. И ра́зум, в неразуме́нии его́. Тща́ние, в ле́ности его́. Сла́ву же и похвали, в безсла́вии его́. Па́ки же присади́т безсме́ртие, во сме́ртии его́. И божество́, в челове́честве его́. А́ще хо́щет наш де́латель опла́знством свои́м оста́вити учи́теля своего́, и на́шего учи́теля и сове́тника, е́же есть боже́ственых Писа́ний уче́ние ‐ обря́щется таковы́й льстец, и в по́мыслы впа́дая неприя́знены, и собира́я обы́чаи злы́я, и присажда́я [в] естестве́ свое́м от своего́ естества́. Я́коже се: неве́рствие, нанача́яние, не́нависть, за́висть, тщесла́вие, горды́ня, славолю́бие, чревообъяде́ние, многопитие́, прекосло́вие, свар, и мно́га друга́я такова́ же и подо́бная сим.

Оставле́й бо Законода́вца, и той оста́влен бу́дет Им. А́ще ли же раска́явся поразуме́ет себе́, и припаде́т Законода́вцу и рече́т: «Согреши́х я́ко оста́вих Тя», и а́бие Законода́вец Свои́м человеколю́бием прии́мет и́, и подаст ему́ ра́зум и си́лу бла́гу, де́лати па́ки втори́цею зе́млю своего́ естества́. И искорени́в от нея́ злыя обы́чаи, пода́ст ему́ де́тели до́бры и бла́ги. А́ще же па́че , страсте́м пе́рвым проти́вится, побежда́ющия ра́ди си́лы в нем и по́мощи су́щия, и не лени́тся на славосло́вие Бо́жие, и отве́рзет уста́ своя́ на славосло́вие и испове́дание ‐ венча́н бу́дет и похвале́н от пра́веднаго Судии́, я́коже де́лал есть. Венча́н же бу́дет, я́ко победи́ естество́. Похваля́емь же бу́дет, я́ко стяжа́ де́тели бла́ги.

Сла́ва ны́не человеколю́бию Его́, и испове́дание благосты́ни Его́, и поклоне́ние милосе́рдию Его́. Кто си́це щедр, и кото́рый оте́ц си́це ми́лостив, и кий оте́ц си́це лю́бит, я́коже на́ше Влады́ка лю́бит Своя́ рабы́? Вся нам подава́ет вели́кий Дарови́тец, и вся нам сматря́ет велеле́пно, и исцеля́ет стру́пы душ на́шых, и отмета́емь на́ми долготерпи́т: хо́щет бо вся ны спасти́, и вся ны хо́щет исцели́ти. Во́лит бо и хо́щет да бы́хом бы́ли Ца́рствию Его́ насле́дницы. Хо́щет бо и во́ли на́шей хвали́ме бы́ти Им. И всяк неду́г наш зло́бный же и двоцели́мый Сам цели́т, лени́ваго же стру́пы цели́т, да отве́рзет ему́ уста́ на славосло́вие Своего́ Божества́. Оставля́ет же гре́шнику вся грехи́, я́ко да воздви́гнет печа́ль его́. И боля́щых послу́шает ско́ро, да не малоду́шных опеча́лит. Долготерпя́щым же и терпели́вым и толку́щым в две́ри Его́, пода́ст обое́ вку́пе, исцеле́ние же и мзду. Мо́жет бо и цели́ти всех стру́пы душ на́шых, и превести́ ны небу́рно в благосты́ню Его́, не хо́щет бо да во́ля на́ша лишена́ бу́дет от Него́.

И мы н́ыне что лени́мся взыска́ти Его́, люби́мицы мои́? Мы лени́мся призыва́ти Его́. Сам у́бо возлюби́л ны есть, Сам уще́дрил. Сам изба́вил ны есть, Сам заступи́л ны есть. Сам просвети́л есть о́чи мы́сленнии на́ши. Сам бо дал ны есть ра́зум е́же к Нему́ и вкуси́л есть на́шея любве́ Свое́ю любо́вию, я́ко да вкуси́вше сла́дости Его́ взы́щем Его́ всегда́. Блаже́н всегда́ вкуси́вый любве́ Его́, и пожела́вый Его́, пригото́вавый же себе́, я́ко да насы́тится любве́ Его́, и ины́я любве́ не тре́бует в себе́.

О́ люби́мицы мои́, кто не возлю́бит сицева́го Влады́ки? Кто не поклони́тся Его́ благосты́ни? Кий же и́мети и́мамы отве́т в день Су́дный, а́ще облени́мся? И что рече́м Ему́? «Я́ко не слы́шахом, я́ко не ви́дехом, я́ко не разуме́хом»? Что бо сотвори́ти Ему́ бе нам, и не сотвори́ от безчи́сленыя любве́? От благослове́наго я́дра О́тча сни́де ли к нам, неви́димь Сый, и не ви́ден ли бысть нам? Огнь безсме́ртен Сый, не воплоти́ ся ли нас ра́ди? Не бысть ли за лани́ту ударе́н, да нас свобо́дны сотвори́т?

О́ чу́до испо́лнь стра́ха и тре́пета, я́ко рука́ бре́нна создана́ бы́вшия от пе́рсти земны́я, за лани́ту уда́ри Творца́ не́бу и земли́! Мы же стра́стнии окая́ннии, пе́рстни и сме́ртни и по́пел су́ще, до сло́ва еди́наго са́ми себе́ не мо́жем понести́, а Влады́ка Госпо́дь наш Безсме́ртен Сый, не у́мре ли нас ра́ди да ны оживи́т? Нас ра́ди погребе́н не бысть ли, да ны воста́вит с Собо́ю? От уз вра́жиих не отреши́ ли нас, о́ного же связа́в преда́сть нам наступа́ти на верх его́? Призва́хом же ли Его́ когда́, не послу́ша нас? Но и толкну́хом ли в две́ри Его́, и не не отве́рзе нам? А́ще ли и поме́дли послу́шати тебе́ на умноже́ние мзды твоея́, оставля́ет ти в поспея́ния ме́сто Влады́ка, Ему́же сла́ва во ве́ки веко́в. Ами́нь.