Ста́рец не́кто святы́й богоно́сец бе на горе́ Оли́мбе, и к нему́ прише́дши мно́зе бра́тии слы́шати от него́ сло́во спасе́ния. И седя́щим тем и свято́му ста́рцу, и я́же ко спасе́нию душе́вному счиня́юще по́весть, еди́н прост люди́н прии́де мирьски́й и, покло́нься, стоя́ше. Ста́рцу же возре́вшу нань и вопро́шьшу, коея́ ра́ди потре́бы прии́де к нему́. И отвеща́вше: «Святы́ни твое́й испове́дати моя́ грехи́ приидо́х, честны́й о́тче». И глаго́ла ему́: «Рцы пред все́ми не стыдя́ся». И нача́т у́бо глаго́лати такова́я, яка́же и недосто́йна в челове́ча слу́ха вни́ти или́ пис́анию преда́ти. И изглаго́лавшу у́бо вся со слеза́ми и стоя́ше уны́л до́лу, пони́к сокруше́ным се́рдцем. И в размышле́нии ста́рец быв на долг час, и к нему рече́: «Хо́щеши ли у́бо ча́до облещи́ся во святы́й о́браз?». Он же рече́: «Ей о́тче, жела́ю его́. И́мам такова́я облече́ния пригото́вана». Поучи́в же его́ святы́й ста́рец, и сотвори́ по обы́чаю, облече́ его́ во святы́й о́браз. И отпусти́ его́ рекы́й: «Иди́ ча́до с ми́ром, ктому́ не согреша́й». Он же покло́нься до земли́, отъи́де сла́вя Бо́га. Мни́хом же дивя́щимся и глаго́лющим: «Я́ко та́ко честны́й о́тче, толи́ка тому́ извести́вшу пред все́ми на́ми не вдаему ни ма́лы за́поведи ни епитемии́?». Он же отвеща́: «О́ люби́мая ча́да, не ви́десте ли стра́шнаго и сла́внаго о́ного му́жа стоя́ща зде? Его́же лице́ бе́яше я́ко мо́лнии, и ри́зы его́ белы́ я́ко свет. И в руку́ свое́ю ха́ртию имя́ше написа́ну, испове́давшу грехы́. Имя́ше же и черни́ло в сосу́де. Но я́ко у́бо челове́к мое́й худо́сти пред все́ми ва́ми вся глаго́лаше согреше́ния, он тро́стию пречерта́ше. Да поне́же Человеколю́бец Ми́лостивый Бог сия́ прости́, кто есмь аз гре́шный да́ти тому́ за́поведь и епитемию́?» Сия́ слы́шавше мни́си, тре́петни бы́вше. Поклони́шася честно́му ста́рцу, благодаря́ще Господа на́шего Иису́с Христа́ и бла́гость Его́ и человеколю́бие Его. И отъидо́ша, чудя́щеся вельми́ о пресла́вных дея́ниих Ми́лостиваго Бо́га.