Помяне́м, бра́тие, пе́рвыя дни на поуче́ние на́ше, во́змем сло́вом, и́мже мо́жем боле́знь уте́шити. Поуче́ние бо кни́жное мо́жет смири́ти челове́ка, печа́ли уте́шити. Помяне́м мно́гия челове́ки вчера́ бы́вшая с на́ми, а ны́не их не ви́дим с на́ми: или́ суть по́звани ко Влады́це, или́ еще́ их на одре́ лежа́щих, ча́юще сме́рти. То мно́го ны́не пла́чем ся по них, мно́г в до́му и мно́г во це́ркви мяте́жь, мног плачь, сле́зы неуте́шимыя.

Аз же вас о сем мно́го моли́х, помина́я вы реку́ о ча́дех ва́ших, и о всем том хвали́ти Бо́га о бра́тии на́шей отходя́щих све́та сего́. Не мни́те я́ко поги́бли от нас суть, но пошли́ суть к Бо́гу. То а́ще и мла́де суть та́мо пошли́, то не тех пла́чем, но пла́чем себе́ по вся дни во гресе́х живу́ща. А́ще бо не ны́не востягне́мся, ви́дяще ме́ртваго пред на́ми умира́юща, то когда́ ся па́ки пла́каем от грех на́ших? А́ще тя бра́тня смерть не нака́жет, то ин кто тя мо́жет научи́ти? А́ще ме́ртваго ви́дя лежа́ща не ка́ешися, то како и́маши и́нако Бо́га умоли́ти? Коли́ ви́дя стра́шный он лю́тый сме́ртный час, се у́бо са́ми ви́дим, искуше́ние разуме́ем.

Те́мже не пла́читеся молю вы, ни в пу́стоши мяте́мся, а са́ми а́ки безсме́ртни суще твори́мся: еди́н бо есть нам путь сме́ртный, по нему́же все по́йдем, а друга́го несть ни обхо́да: но всем нам о́бще еди́на та ча́ша всем налия́на. Еди́н той час го́рький всем го́рек, еди́н мост, а о́коло пути́ не и́мать, вся страх, вся́к до́лг , еди́но нача́ло, еди́н коне́ц. Бо́жий мечь не погреши́т ни кого́же, смерть царя́ не чтет, кня́зя не бои́тся и патриа́рха, ни влады́ки не щади́т, ни седи́ны, ни до́браго менит, ни зла́го стыди́тся, ни судии́ устраши́тся, ни трудова́таго гнуша́ется, ни сы́на единоча́даго ми́лует, ни мучи́теля устраша́ется, ни сребро́м ся у нея́, ни зла́том откупи́ти: ничи́его же на земли́ лица́ не обине́тся, но на вся прихо́дит, все пожира́ет, убо́га и бога́та. Днесь с на́ми, а у́тре во гро́бе. Днесь хва́лимь, а у́тре вжеле́емь . Днесь сла́вимь, а у́тро пла́чемь. Днесь на ко́ни бы́стре е́здя, а у́тре на носи́ле ко гро́бу несомь. Днесь из уст его исхожда́ху словеса́ сла́дкая, а у́тре из тех же уст исхо́дит смрад, никому́же терпи́мь. Днесь пита́ющеся мно́го разли́чными бра́шны, а у́тро воня́юще злым смра́дом. Днесь не сме́ют приня́тися за ри́зы его́, а у́тре всех во гро́бе нога́ми потопта́н есть. И́же днесь чтимь есть все́ми, а у́тре все́ми осужде́н бу́дет. А други́х пыта́ем, не ве́дуще их уже́ уме́рших, к себе́ глаго́лем: «Где есть он челове́к, или он князь, или́ где вельмо́жа, он царь си́льный?». Реко́ша: «Та́може по́йде, где есть и́мам поити́, иде́же Царь царем, Князь князе́м, Судия́ судия́м. Та́мо бо Стра́шный стра́шным, Си́льный си́льным, Царь ве́чный, Судия́ пр́аведный».

То где суть пре́жде нас отше́дше или́ в ко́ем ме́сте? Кто то мо́жет изглаго́лати? Но то́кмо ве́мы, я́ко та́мо пошли́ суть от нас, иде́же еди́н есть Ве́чный, еди́н Безсме́ртный, еди́н Благи́й, еди́н Человеколю́бец, Творе́ц душа́м и те́лом на́шим. Во о́ном ве́це стра́шном суди́щи, иде́же несть сме́ха, но плачь: иде́же несть по́мощи ни в зла́те, ни в сребре́, ни в ка́мении драго́м, я́же чти́хом па́че души́ своея́: иде́же несть утае́ние, но испыта́ние: иде́же несть вкоре́ния, но отвеща́ние: иде́же несть богате́ти грабле́нием по наси́лию, но и самому́ трепета́ти: иде́же несть пития́ мно́гаго, но суд нелицеме́рен: иде́же ста́нем вси на́зи ца́рие и кня́зи, судии́ и убо́зи и бога́тии, ста́рии и мла́ди, раби́ и свобо́днии, сла́внии и несла́внии, грешнии и пра́веднии - ед́ини осрамля́еми, а друзи́и венча́еми. Где тогда́ будет ца́рство и велича́ние? Где князе́м власть, боля́р велича́ние? Где граби́тели? Где суди́й непра́ведных мздоима́ние? Где добро́та? Где красота́? Где велича́ние? Где горде́ние? Где ю́ность? Где ко́ни бы́стрии? Где до́ми кра́снии? Где многосла́стная печа́ль? Где златола́сковый язы́к, на прельще́ние гре́шника ? Скороизсыха́ющая трава́, ю́ность скоромину́ющий сон, безве́стный стень, зло́е вре́мя, безбоя́зненое се́рдце, высо́ко зря о́ко, свеща́ скорога́снущия, кро́ви скверне́ние, зло́ба грехо́вная, нау́к нечистоте́, лю́тый конь на всю пагубу потре́бен.

Зде бо лют быв, а та́мо сам не поми́лован бу́дет. Зде испива́я с гу́сльми, о́намо вжада́ет ка́пли водны́я. Зде ины́я укаря́я, о́нде язык его́ на́чнет горе́ти во огни́ ве́чном. Зде нося́ ри́зы багря́ны с непра́вдою, та́мо наг ста́нет. Не рцы ми «даждь ми днесь. а зау́тра возми́». Не зрю бо тебе, кто ты еси́. Зде Человеколю́бец есть Бог. То а́ще грех́и есмь сотвори́л, сми́люся ему́. Но зри о́ного, и́же зде нас небреже́т: но о́нама нас испыта́ет, Зде ждет на́шего покая́ния, но о́намо преда́сть ны огне́ви ве́чному нека́ющихся зде. Где тогда́ му́дрии бра́тие? Где ли си́льнии? Где ли обе́ди мно́гаго бра́шна разли́чнаго? Где ве́черя си́льных пию́ще вино́ с тру́бами, с пляса́нием? Где пляса́ние и питие́ до све́та? Зде́же ны́не а́лчете и жа́ждете, та́мо бо убо́зи тя́жко у вас страда́ли, зимо́ю томи́ми и гла́дом мру́ще, сме́рти себе́ прося́ще, а вы их не поми́ловасте: и са́ми не поми́ловании бу́дете.

О́ле чу́до! Ча́ша та стра́шная всех нас ждет. Нам бо житие́ се вельми́ лю́бо и ми́ло, а убо́гим ме́рзко бысть. Нам свет сий мил и све́тел, а убо́гим вельми́ зол и те́мен. Благослове́н есть Бог, творя́й все на строй! Смерть бо ника́коже зло пра́ведным и гре́шному, но на по́льзу. Рече́ бо И́ов: «Смерть му́жу поко́й есть». Я́ко у́мер челове́к, преста́нет от греха́: оста́нется и лихоима́ния, и грабле́ния, татбы́, разбо́я, блуда́, клеветы́, лжи, за́висти, гне́ва, я́рости, не́нависти, резоима́ния, мздоима́ния, пия́нства и всех злых но́ровов. Уже́ бо на́чнет не воздава́ти зла против́у злу. Уже́ бо преста́нет гневи́ти Го́спода Бо́га Творца́ его́.

Послу́шай разу́мно: «Смерть пра́ведному поко́й есть». Уже́ бо не ви́дит зло́бы све́та сего́ преле́стнаго. Смерть, млады́м де́тем отдыше́ние . Смерть, рабо́м у злых госпо́дий свобожде́ние [будет], трудя́щимся поко́й от зла́го де́ла. Смерть, должнико́м свобода, ни́щим и больны́м поми́лование. Смерть, грехо́в избавление. А́ще бы сме́рти сея́ не бы́ло, то са́ми ся быхом зубы пое́ли. А́ще суда́ бы́хом не ча́яли пра́веднаго, то спасе́нию наде́жды не бы́хом име́ли. А́ще мук ве́чных не ча́яли бы́хом, то николи́же бы́хом преста́ли от злых дел на́ших и добра́ не твори́ли николи́же, ни отступи́ли бы́хом от служе́ния ве́ры и́дольския.

О́ лю́то мне, бра́тие моя́ люби́мая! А́ще бы на сем сове́те су́етном сто лет во огни́ горе́ти, или́ беда́ми ине́ми скорбе́ти, и гла́дом, и нагото́ю от зимы́ лю́таго мра́за, а́ще бы в Ца́рствии небе́снем еди́н быти день и ви́дети Влады́чне человеколю́бие! «Преступле́ния ра́ди за́поведь спасе́ния бысть».

А́ще бо пра́ведный у́мерл, то ра́дуяся хва́лит Бо́га, я́ко с покая́нием ра́дуяся и́дет ко Влады́це своему́. А́ще ли гре́шник у́мерл, о том не пла́чи же ся: я́ко изба́вил его́ есть Бог, и́же хоте́л не́что еще́ зло́е створи́ти. А́ще ли са́ми бы́хом бы́ли безсме́ртни пребыва́ли в ве́ки, то ка́ко ся нам не пла́кати уме́ршаго? Но та́може все по́йдем. То оста́вшии зде и́мут по нас пла́катися? Но не ви́диши ли, что над уме́ршим подоба́ет твори́ти? С пе́нием и с пе́сньми провожда́ем их , пома́зающе ми́ром, с ним иду́ще я́ко на по́мощь ему, со свеща́ми и с фимиа́ном: по нем и́дем до гро́ба, я́ко сего́ жития́ избы́вше су́етнаго, я́ко ко Све́ту и́стинному идуща. То ка́ко ти ему́ [персть] к востоку на восто́к со́лнца кла́дуще в ней ме́ртваго? Воста́ние ему́ пове́даем. Но са́ми воскресе́нию я́ко не ве́рующе, по ме́ртвом дере́мся по лицу́, власы́ главы́ своея́ рву́ще, я́коже пога́нии творя́т. Я́коже бо им не́ту воскресе́ния, то тем пои́стинне зле пла́катися им по ме́ртвых, зане́ есть у́мерл в безконе́чныя ве́ки. Та́ко бо творя́т самаря́не. А мы христиа́не есмы́ Христа́ послу́шаемии: «Я́ко прии́де час и ны́не есть, егда́ ме́ртвии услы́шат глас Сы́на Бо́жия, услы́шавше оживу́т, воста́нут су́щии во гробе́х»: земля́ бо тогда́ понови́тся, а ме́ртвии воста́нут.

Да не твори́м та́ко над ме́ртвыми, я́коже пога́нии творя́т. Мно́зи бо и ны́не та́ко творя́т, я́коже пога́нии творя́т: мно́зи бо халде́и творя́т. Не раздере́м на себе́ риз свои́х, но тогда́ па́че ду́шу смири́м покая́нием и слезами, ми́лостынею и моли́твами. И нас та́яже ча́ша сме́ртная ждет. Не бе́имыся по пе́рсем, ни то́лчемся глава́ми о сте́ну, не подо́бимся пога́ным е́ллином. Тогда́ бо они над мертваго созову́т игрецы́ и плясцы́, то па́че Бо́га разгне́вят. Но мы тогда́ призыва́ем Христа́ Бо́га, да Его́ умо́лим. По ме́ртвом не мно́ги дни пла́чемся, да не на́чнем не ве́ровати своему́ воскресе́нию. Ни хулы́ не рцы на Бо́га свои́м язы́ком, да ни себе́ и уме́ршему па́кости твори́м.

Сы́на ли ти Бог поя́л есть? То похвали́ Христа́ Бо́га, покланя́йся пое́мшему его́, прославля́й Созда́вшаго тя, его́же избра́ и прия́т, хвали́ Его́, я́ко прия́ плод чре́ва твоего́ без поро́ка, сла́ву прие́мшаго со И́овом со все́ю душе́ю, я́ко прине́сл еси́ Влады́це же́ртву чи́сту непоро́чну, я́коже Авраа́м Исаа́ка не́когда принесе́ Христу́. Не поропщи́ на Творца́, не проти́вися Ему́. Не́мощни бо есмы́ проти́ву си́ле му́дрости Его́. Бра́та ли поя́л есть? Поклони́ся Христу́, пое́мшему его́. Сам бо нас ра́ди сме́ртен бысть Безсме́ртный. Младе́нцы ли ти поя́л есть? Сла́ви Бо́га, бы́вшу Ему́ младе́нцем тебе́ ра́ди. Раба́ ли ти поя́л есть? Хвали́ Влады́ку, тебе́ ра́ди ра́бий о́браз прии́мша, Творца́ всех. Единоча́даго ли сы́на своего́ погребе́? Помоли́вся, помяни́ Влады́ку, я́ко тебе́ ра́ди Единоча́даго Сы́на Своего́ пре́дасть на смерть. Отрокови́цу ли гото́ву су́щу бра́ку поя́? Моли́ся Ему́, да не разгне́виши Его́. А́ще ли он разгне́ван, то и другу́ю ти дщерь пои́мет. Жену́ ли проводи́в, а дете́м ма́терь? То просла́ви Бога, а сам укрепи́ся, да не разгне́виши Влады́ки своего́. Ты бо сам поме́длив, та́може по́йдеши.

Что твори́ши, о́ челове́че? Но па́ки то́же помяне́м, ме́ртва ви́дя лежа́ща. Ху́лити ка́ко смее́ши? Вели́цей сей та́йне предстои́ши, с разлу́чшимися с душе́ю: а ты сва́ришися. О́во глаго́леши «покой его, Го́споди», а друго́е ху́лиши Его́.

О́ лю́то мне, бра́тие моя́ люби́мая, гре́шному и беззако́нному. Почто́ при́шися с Судие́ю? Почто́ согреша́еши к Нему́? Не мо́жеши бо поти́витися Ему́. Что глаго́леши с гне́вом, почто́ печа́лию утоми́лся еси́ без ума? Рече́ Госпо́дь: О́ челове́че, Аз тебе́ ра́ди свет сотвори́х, и тебе́ ра́ди небеса́ созда́х, и зве́зды, и луну́, и со́лнце, и зе́млю на вода́х основа́х, и украси́х ея́ вся́кими цве́ты. Тебе́ ра́ди, челове́че, мо́ре го́рстку налия́х. Почто́ не чти́ши Мя? Усты́ Мя хва́лиши, а се́рдце от Мене́ лука́ва твори́ши, о́ челове́че!

Ви́диши ли, коль бе́дно прише́ствие ожида́ет нас? Но оба́че туды́ вси по́йдем. Ви́диши ли, коль зол путь, по нему́же все по́йдем?

Но воспряни́, челове́че! Лежа́й трепе́щет, а ты игра́еши. Он испыта́ем есть о де́лех, а ты велича́ешися. Он сто́нет, а ты смее́шися. Он диви́тся ви́дя, его́же николи́же ви́дев, ни слы́шав. Вся ны целу́ет, всем обещава́ется, доко́ле еще́ владе́ет умо́м свои́м, доко́ле еще́ мо́жет глаго́лати язы́ком свои́м: «Здрави рече́, бу́дете вси. А за мене́ Бо́гу моли́теся. Иду́ бо в путь, во́ньже есмь николи́же ходи́л. Иду́ уже́ в ми́р, отню́дуже никто́же не прии́де се́мо. Иду́ та́мо в пребыва́ния стра́шная, отню́дуже никто́же изы́де. Ни и́дет никто со мно́ю. Иду́ к Судии́, а не вем, кото́рый ми та́мо бу́дет отве́т. Но ве́де гре́шный, я́же не и́мам, что отвеща́ти. Ныне ищу́ помо́щника, а несть никто́же помога́яй мне. Зде ищу́ засту́пника, а несть ны́не никто́же заступи́ мя. Где бысть оте́ц роди́вый? Где ли ма́ти прибли́жившия? Где ли бра́тия и пле́мя? Ка́ко брат не изба́вит ли от беды́ тоя́? «Не изба́вит бо тогда́ челове́к»».

Се к нам глаго́лет, отходя́ще от нас: «Та́мо иду́ по ве́чному пути́. Кто бо есть челове́к, и́же пожи́в зде, а не у́зрит сме́рти? Или́ кто сам мо́жет изба́вити душу свою́ от руки́ а́довы? Благослове́н Бог».

Но се лежи́т челове́к, ничи́мже уже́ пече́тся земны́ми жития́ сего. Се уже́ умолче́ от злых, се уже́ преста́ мал огнь, а все у́дови им пра́здни бы́ша. Во еди́н час ви́димь бысть, и па́ки на много дни неви́димь бысть. Во еди́н час изы́де душа́ из те́ла его́, изы́де дух его́ и пойде те́ло его́ в зе́млю, от нея́же взя́то бысть. Во еди́н день оста́вит челове́к вся, отца́ и ма́терь, дру́ги и племя, сы́ны и дще́ри, пойдет еди́н в ве́чный путь, а мы то́кмо с ним до гро́ба до́йдем, то́кмо ему́ уте́хи створи́м. Иду́ще кроме́ нас, а сами ма́ло поме́дливше, по́йдем вслед его́. И ны́не твори́м па́кость лежа́щему? Умили́теся! Са́ми гото́ви бы́ти на то́йже исхо́д.

Ви́дите вели́кую та́йну, ка́ко ти лежа́ трепе́щет, ви́дя он гро́зный час своего́ разлуче́ния души́ от те́ла? Ца́рие и кня́зи, того́же поча́йте: ви́дяще се, не велича́йтеся, не горди́теся. Пото́м не твори́те па́ки ца́рствовати. Ни царь бо ца́рством мо́жет ся изба́вити того́ часа́ сме́ртнаго, ни князь княже́нием, ни влады́ка влады́чеством: но все та́ко же у́мрем, я́коже убо́зии, та́ко же и бога́тии. Ны́не ли, коли́ бо и еще́ душа́ в те́ле, всем есть мил. Егда́ бо изы́дет душа́, то все́ми бу́дет осужде́н. Его́же суда́ вчера́ ужаса́хуся, а днесь самого́ осужда́ют уме́ршаго. Уже́ бо сам трепе́щет, то где бысть гроза́ его́ и си́ла вели́кая? Где помо́щницы? Но вся исче́знуша.

Вси тогда́ вострепе́щем, ви́дящи си́лы проти́вныя, вла́сти стра́шныя: тогда́ на́ша плоть я́ко паучи́на истле́ет. Когда́ ли па́ки уз́рим лице́ Влады́чне, то на́ше лице́ тогда́ спаде́т. Ка́ко ти отве́т да́ти о души́, тогда́ все вострепе́щем те́лом, дивя́ся помышля́я о себе́ глаго́ля: «Где бысть ны́не ца́рство ца́рий? Где князе́м велича́ние? Где си́льных седе́ние? Где помо́щи вели́кая?». Неве́домая бы́ша. Тогда́ ви́дим то́кмо грехи́ своя́, я́же створи́ли есмы, в нощь или́ в день. О́во вострепе́щет лежа́, хоте́л бы побе́гнути со одра́, а уже́ не могу́щеся ни дви́гнути. О́вый зубы́ скре́гчуще, еди́н лице́м терза́ет, а ин очи́ма се́мо и о́вамо меща́, ви́дя свое́ сконча́ние, души́ от те́ла нево́льное разлуче́ние. Язы́к от огня́ изгора́ющь, а не могу́ще уже́ чим его́ устуди́ти. Креще́ние свято́е от нас отъима́емо, и́ же не́смы его́ сохрани́ли. Бе́си предста́нут тогда́ я́ко та́тие, моя́ дела́ пове́дающе.

О люто нам грешным, братие моя любимая! Тогда́ бы ту тре́бе мно́зи помо́щницы, да бы́ша ны проводи́ли возду́шная та ме́ста злых мыта́рств. А́ще бо когда́ хощем поити́ в други́й град, то ту то и́щем проводни́ков. То ка́ко ти ина то ны на́добе проводни́цы, хотя́ и на ко́роток путь, да бы́ша допра́вили ны без разбо́йник. А ны́не ид́ем на вели́кий путь, ту ны тре́бе и́стиннии проводни́цы, да́же провели́ ны бы́ша ми́мо мыта́рства вла́стеля и миродержи́теля на возду́се, неви́димыя бе́сы, гони́тели и мытои́мцы, да́ни е́млющая, ха́ртии держа́щая, в ни́хже напи́сана на́ша согреше́ния. То ту ны тре́бе до́брии проводни́цы. Се же есть до́брый проводни́к: покая́ние с ми́лостынею и друга́я до́брая дела́, я́же мо́гут ны злых мыта́рств провести́ без па́кости во врата́ небе́сная ввести́ и до престо́ла Бо́жия допра́вити.

О́ лю́то нам, бра́тия моя́ люби́мая! Те́мже вари́ пре́жде пока́ятися ми́лостынею, да́же нас смерть не похи́тит и в муку вве́ржет ны во тму кроме́шную, в червь неусыпа́ющий, во огнь неугаси́мый. Житие бо на́ше мало, а му́ка долга́ конца́ не имы́й. Коне́ц близ, а страх вели́, а избавля́ющаго несть.

Изы́дем у́бо ко гро́бу, доко́ле еще́ есмы́ в телесе́ сем. Ви́дим пуста́го нашего жития́ коне́ц. Ви́дим, я́ко вма́ле бы́сть и не прельща́емся им. Ви́дим, ка́ко той со гно́ем разлие́мь. Ви́дим, ка́ко скончева́емся. Ви́девше, пока́яемся. Попече́мся собо́ю, смотря́ще добро́ты пло́ти на́шея во гро́бе. Испыта́емся, ка́ко си суть бы́ли на земли́ живу́ще, в кото́рой власти, кня́зи ли, или́ цари́, бога́тии, убо́зии, или́ гневли́ви, или́ смешли́ви - вси еди́нако разсуди́лися. Иногда́ царь был или́ князь, всех ко́сти оголе́ли. Рцы, ко́е князь, ко́е воево́да, ко́е ли ни́щий, ко́е ли бога́тий, ко́е раб, ко́е ли господи́н? Ко́е ли раба́, ко́ели госпожа́? Ко́е ли юн, или́ стар? Ко́е ли жидови́н, ко́е ли е́ллин, ко́ели му́рин? Не мо́жет никто́ косте́й ме́ртвых разсуди́ти. Не все ли персть? Не все ли прах? Не все ли по́пел? Не все ли гной? Вчера́ ми́ли бы́ху, а ны́не ви́дим их смердя́ще, воня́юще лежа́т.

О вели́кая та́йна! И́же вчера́ брат бысть, а ны́не я́ко чуждаго бе́гаю грозо́ю. Вчера́ целова́х любе́зно, а ны́не ни прия́ти ся его́ хощу́. Сле́зы то́кмо по нем, а́ки по свое́му пролива́ю, а гно́я его́ я́ко зла́га врага́ бежу́. Серде́чною любо́вию прия́тися к нему́ не хощу́, но гно́я его́ и червий я́ко безсме́ртен ся гнуша́ю. О́браз его́ помышля́ю лежа́щь, но не зна́ю его́: уже́ бо измени́вся. Где красота́ лица́? Се побледе́ла [есть]. Где о́чи я́сни? Помрачи́стася. Где власи́ ле́пии? Вси распадо́шася. Где ше́я высо́кая? Сокруши́ся. Где я́сный язы́к? Се умолче́. Где доброхи́трии ру́це? Се разваля́стася. Где добро́та во́зраста телеси́? Се разы́деся. Я́сно ра́зни соста́ви раступишася: те́ло согни́ и жи́лы истле́ша. Все бысть персть, прах, гной. Где ри́зы многоце́нныя? Где красота́? Вся истле́ша [и вся погибо́ша я́ко паучи́н, и я́ко стень мимотече́ и поги́бе]. Где добровоня́ющее благоуха́ние? Се вся воня́ют смра́дом. Где безу́мная ю́ность? Се все уже́ мину́ся. Спро́ста ти реку́: где высокомы́сленый он челове́к? Вои́стинну персть бысть.

Но оба́че, бра́тие, не то́кмо се до гро́ба помы́слим, но помы́слим о воста́нии ме́ртвым, [в] то ве́руем , я́ко си́и лежа́ще, па́ки и́муть воста́ти. Язы́к молчали́в па́ки и́мать глаго́лати, егда́ покло́нятся Бо́гу вся коле́на небе́сных и земны́х, и весь язык испове́сться. Яко рече́ Дани́л проро́к: «Аз ви́дех, дон́деже престо́ли поста́вишася. Ве́тхий де́ньми се́де, престо́л Его́ пла́мен , коле́са Его́ о́гнена, река́ же пред ним теча́ше о́гнена, ты́сяща ты́сящами а́нгел предстоя́т Ему́, тмы тма́ми. Суди́й се́де, кни́ги отверзо́шася». Вели́к страх вои́стинну, мног тре́пет тогда́, не исповеди́мая гроза́, непреста́ныя сле́зы, неуте́шимое воздыха́ние. Егда́ Госпо́дь вско́ре прии́дет, ся́дет на престо́ле высо́це превознесе́не, тогда́ небеса́ совию́тся , зве́зды отъи́мутся, си́лы небе́сныя преди́ потеку́т, гро́би отве́рзутся, телеса́ ме́ртвых воста́нут, исто́чницы пресохнут, бе́здна вострясе́тся. А нам тогда́ каки́м ста́ти, воздаю́ще сло́во о де́лех свои́х и о помышле́ниих, о праздносло́вии, о соде́янных дневны́х и нощны́х, во́льных и нево́льных? О том бо дни ну́жно попече́мся, что и́мамы отвеща́ти или́ что возда́ти.

О́ челове́че! Се зде был еси́ пятьдеся́т лет или́ сто, пита́лся еси́, богате́еши, де́ти прижи́л, сы́ны ожени́ши, дще́ри отда́си, рабы́ владе́еши, ца́рствуеши гра́ды, людьми́ чти́шися, ри́зами краси́шися, сла́вою вы́сишися, го́рдостию возно́сишися. Прише́дши смерть, все то смири́т. А пото́м что? Суд конца́ не имы́й. Ни покая́ния пото́м. «Несть бо, рече́, во а́де помина́яй Тя», ни во сме́рти покая́ния. А́ще тогда́ бы́хом и мно́го моли́лися, то кто ны тогда́ помо́жет? Ни изба́вит нас от беды тоя́ го́рькия. Тогда́ на́чнем хвали́ти младе́нцы умершая, глаго́люще: «Бла́го вам млады́м изме́ршим, несогре́шшим, да не ви́дите зла сего́, я́же мы ви́дим ны́не».

Те́мже ни та́ко ка́емся, ви́дяще младе́нца наша умира́юща. Смерть бо, нача́ток младе́нцем спасе́нию. А нам смерть, нача́ло му́кам ве́чным. По что бо младе́нцем возда́ти есть сло́во в день Су́дный? И не сотво́ршим греха́, по что им прия́ти му́ки? Еще́ [суть] пошли́ к Бо́гу безгре́шни, не разуме́юще ни добра́, ни зла.

О́ блаже́нных младе́нец свято́е почива́ние! А смерть их нетле́на су́щи, а коне́ц их име́ет безконе́чную ра́дость. Что бо реко́ша святи́и? О́трок бя́ше, еди́но ча́до у ма́тери: красе́н, добр, благоро́ден умира́ше. Ма́ти же его́ глаго́лаше, пла́чущися: «Ты́ ми бе ро́ду своему́ прича́стник, а мне и отцу́ насле́дник. Ты мою́ бы печа́ль на ра́дость уте́шил. Вождь ми бы был ты, отцу́ своему́ хвала́». Рекл бы: се вервь ко́рения моего́, се свои́м бысть мил, и чужди́м ви́дящим, а ины́м слы́шащим. Си́й напра́сно у́мре, а́ки пти́ца из мое́ю руку́ излете́. Вма́ле вчера́ его́ ви́дех, а се ны́не его́ не ви́жу. Но оста́вих рожде́ннаго от мене́, по́йде к Созда́вшему его́. Отлучи́ся от утро́бы ма́тери своея́, по́йде во гроб, земле́ю покры́ся: то ма́ти не пла́чет ли, пове́ждь ми? А то не жа́ляся, но пла́чущися глаго́лет: «Ка́ко заидо́ста зе́ницы о́чию мое́ю? Не могу́, рече́, сего́ не пла́катися».

Не глаго́лю ти челове́че сего́, ни не велю́ ти, но востяга́я тя от безго́дна пла́ча мно́гаго. Но а́ще изреко́х ти си́льно, то аз ли не от ма́тери же ся роди́х? Или́ не слы́шал повеле́ния ея́? Или́ не пита́н есмь ма́тери своея́? Таки́й же есмь и аз челове́к, я́ко и вы вси. Веде плачь отца́, разуме́ю тугу́ ма́терню, ве́де печа́льное се мо́ре жития́ сего́ возмуще́ние. Туга́, разуме́йте о чудесе́х сего́ све́та . Ка́ко жи́ти, я́ко жи́во отроча́ пред собо́ю ви́дим, лежа́ще погре́бшее? Помяну́вше па́ки, ка́ко бе добр нра́вом, и сло́вом тих к дружи́не, и слуга́м кро́ток на все вельми́, и на живо́тину. И́ов блаже́нный, то всему́ у него́ изме́ршу, он не смяте́ся о том, ни потужи́, ни похули́ Бо́га, я́ко и ны́не мно́зи челове́цы. Коли́ дасть Бог добро́, то мы не помяне́м Бога нима́ло. Коли́ па́ки Бог у нас во́змет что: или́ жену́, или́ дитя́, или́ раба́, или живо́тина коя́, то ка́ко тем поно́си́м Бо́гу, твори́м я́ко на́шу взят? Ка́ко тем И́ов не падес́я на земли, но укрепи́вся став, кла́няшеся Влады́це своему́, глаго́ля: «Аз наг роди́хся, и наго́му ми поити́ та́мо. Госпо́дь дасть, и Госпо́дь взят: я́ко хо́щет, та́ко твори́т. Бу́ди Го́споди и́мя Твое́ благослове́н в ве́ки. Раб есмь твой». Пови́нен творя́шеся Ему́: «Не противлю́ся Тебе́, Го́споди. Измро́ша бо де́ти моя́, а не погибо́ша». Пове́ждь ми, глаго́лю вам, кото́рый пасту́х не владе́ет овца́м? Пасту́х до́брый избира́ет о́вцы, а Бог к Себе́ всех избира́ет, и ста́ры, и млади́и, и мы ма́ло пожи́вше по́йдем по них.

Того ра́ди не мно́го ся пла́че без ме́ры, но пла́чемся я́ко Ма́рфа над Ла́зарем в ме́ру, я́ко и Сам Госпо́дь прослези́ся над ним: да та́ко и мы пла́чемся я́коже уста́влено над ме́ртвым. Но на́ше те́ло сла́бо есть, над ме́ртвым пла́чемся неуте́шно. Отше́дше от гро́ба, то са́ми твори́мся безсме́ртни, на первыя грехи́ возвраща́емся и го́рши пе́рвых твори́м : упива́тися без па́мяти, блуд твори́ти, чужда́я гра́бити.

Но помяне́м Го́спода на́шего Влады́ку, ка́ко сестра́ над Ла́зарем воспла́кася, хотя́ его́ воскреси́ти от ме́ртвых, нам о́браз дая́ не подо́битися пла́чу пога́ных: тем бо есть досто́йно пла́катися неуте́шно, зане́ разлучи́тися в ве́ки безконе́чныя. А нам есть христиа́ном с Бо́гом бы́ти и со свои́ми младе́нцы вку́пе, а́ще ся зде оста́нем злых дел. А́ще ли ся их не оста́нем покая́нием, то по́йдем в му́ку ве́чную.

Ка́ко ти́и нам глаго́лют младе́нцы че́стно отше́дшии, неприкосну́вшеся скве́рне сей: «Отцы́ и м́атери, на́ша не пла́чите ся нас: не сотвори́те бо нам никоея́ по́льзы - но пла́читеся грехо́в свои́х. Вы бо хо́щете, да бы́хом с ва́ми бы́ли в су́етном сем житии́, иде́же вся суть кра́тка, тле́нна, боле́знена, сме́ртна. Влады́ка бо наш Иису́с Христо́с возлю́бленый, исто́ржены от уст львов, от сего́ жития́ су́етнаго изба́ви ны, я́ко от те́рния цвет. Та́ко нас от вас разлучи́ Па́стырь до́брый, я́ко из тмы на свет. Се ны́не во стране́ кро́тких живе́м, иде́же все ти́хо, све́тло, боголюби́во: иде́же несть никто́же никого́же оби́дя: иде́же вели́кий свет и ра́дость неизглаго́ланная: иде́же несть труда́, ни слез, ни печа́ли, ни воздыха́ния, но то́кмо Бог хвали́мь есть. Нас бо спасти́ и а́нгели ми́рно проводи́ша, разлуча́юще от те́ла, ми́мо старе́йшины о́нех власте́й, возду́шных мыта́рь, до́брых бо проводнико́в име́хом я́. Не обре́те бо в нас ду́си лука́вии ничто́же его́же иска́ху: и ви́деша бо те́ло на́ше чи́сто и непоро́чно, посрами́шася, ви́деша душа́ на́ша чи́стии и безгре́шнии, язы́к наш чист: и умолко́ша, проидо́хом ми́мо я́ поху́ляще их, и бы́хом [спасе́ни] ны́не. Сеть раздра́ся, а мы изба́влении бы́хом. Благослове́н, И́же не дасть ны в лови́тву зубо́м их. Тогда́ веду́ще ны и а́нгели святи́и, ра́дующеся, лобза́юще ны, ви́дяще ны пра́веднии, с на́ми красова́хуся, глаго́люще: «До́бре есте́ пришли́, а́гнцы Бо́жии. Отве́рзе вам ся поро́да ра́йская, показа́ вам ся ло́но Авраа́ма патриа́рха. Свое́ю вы десни́цею Влады́ка Госпо́дь прия́т, да ны глаго́ла к вам: и глаго́ла, ти́хима очи́ма на вы зряй, в кни́зе живо́тныя вписа́вый». Реко́хом: «Пра́веден еси́, Бо́же, Суди́й и́стины. Го́споди, поми́луй нас лише́ных земны́х, а небе́сных не лише́ны. Святы́х не отлучи́ ны, зане́ име́ем це́ло зна́мение креще́ния. Те́ло и́мамы чи́сто младе́нства ра́ди. А вы та́ко не ревну́йте своему́ спасе́нию, не пла́читеся нас, я́ко от вас рожде́ни есмы́, а мла́ди по́мерли. Ны́не прия́хом в тле́нных ме́сто нетле́нная. Мы со святы́ми а́нгелы пое́м, со все́ми святы́ми лику́ем, вас ра́ди гре́шных мо́лим Бо́га со младе́нцы изби́тыми от И́рода Христа́ ра́ди, сочте́ни есмы́ с детьми́ И́овли. Те́мже не пла́читеся вы нас ра́ди, но пла́читеся себе́ и своея́ сме́рти. Егда́ ини́и младе́нцы безскве́рни прии́дут к нам, то ра́дуемся им с пра́ведным И́овом глаго́люще: «Госпо́дь дасть, Госпо́дь взят. Я́ко Го́сподеви лю́бо, та́ко и бысть. Бу́ди и́мя благослове́но в ве́ки веко́в»». Ами́нь.