Ничто́же я́ко вои́стину я́же в челове́цех и́мут стоя́тельное изве́стно. Се́ни бо вече́рней и траве́ увяда́ющей, челове́ческая сла́ва и житие́ уподо́бися. Что бо се́ни худе́йшее или́ что удо́бь тле́ннейшее травы́? На́шая же и сих суть ле́стнейша: нищеты́ бо и неду́зи и несравне́ния, и е́же внеза́пу нам находя́щая искуше́ния, по земли́ же и по мо́рю, и я́же от наве́т ловле́ния, еще́ же и безвреме́нныя сме́рти, и ели́ка окая́нное сея́ жи́зни обдержи́т разстоя́ние, несоста́вное на́шего жития́ опису́ет обноше́ние: или́ не боле́знь мно́гажды привпа́дши растли́, и град истощи́: или́ не паде́нием сведе́н па́че наде́жды , посы́пан бысть, или́ ветр свали́в, или тро́ха от несоблюде́ния в горле прете́кши, смерть соде́ла. Что бо умрети челове́ку удо́бейшее, а́ще и о́бразом дми́мся, и я́ко не умре́ти вы́симся? До́бре у́бо рече́ глаго́ляй: «О́баче вся́ческая суета́ всяк челове́к живы́й. И́же у́бо о́бразом хо́дит челове́к, оба́че всу́е мяте́тся».

И е́же сего́ го́рше есть: сокрыва́ет, и не весть кому́ собира́ет тай. И ка́ко у́бо уве́сть, е́же о себе́ ничто́же ве́дый? Я́же пред очи́ма не весть, и о бу́дущих мечта́ется. Я́же в руку́ не зна́ет и о незна́емых осужда́ет. Я́же у него́ не свесть, и я́же на высоте́ вы́ше глаго́льствует. Что пома́ле ему́ случи́тся не ве́дый, ве́чная сматря́ет. Ма́лый и худы́й, и́на недости́жна дерза́ет. Челове́к, многонра́внейший и всехудо́жнейший сосу́д, удо́бь истоща́емое смеше́ние, живота́ и сме́рти преде́л, у́мное в ве́щи сосужде́ние же и сложе́ние, в чу́вственых словес́ное уверше́ние, нерукотво́рное те́ло, одушевле́нное ра́дование, преимени́то живо́тное, удо́бь описа́нное стенноподо́бие, богови́дное зерца́ло, го́рних и до́лних сре́днее ме́сто, ви́димо и разумева́емое составле́ние, прия́тное тле́нию и неприя́тно. Челове́к, единодуше́вный цвет, удо́бь прехо́дное осене́ние, удо́бь уведа́ющий злак, удо́бь е́млемый лов, удо́бь отбега́яй раб, многострада́льное и удо́бь реши́мое живо́тно. Кал, и вели́кая дышу́. Персть, и го́рняя облюда́ю .

Се у́бо многоимени́тно живо́тное челове́к. Мно́га у́бо и́мать приво́дная: овогда́ у́бо к го́ршим, овогда́ же к добре́йшим преложе́ния. Мно́га же и оскуде́ния к коемуждо сих: оставле́нием бо до́брых, привнесе́ния прие́м зле́йших. В многострада́льную состра́стне, впаде́ самоизво́льне жизнь, поне́же бо руко́ю Бо́жиею и о́бразом созда́н быв со тва́рию, вы́ше тва́ри почте́н бысть, та́же безсме́ртию пе́рвее во благода́тней че́сти ко́жею облече́н и [в] нетле́ния оде́жду одева́шеся. И подоба́ше всех вку́пе ели́ка под чу́вством, и ели́ка то превзыдо́ша, и́же боже́ственаго в прича́стии бы́вша благоде́тельства, о́вех превзя́ту бы́ти, о́вем же рети́тися: е́же по обои́х глаго́ля че́стех сво́йства. И се получи́ великоле́пне же вку́пе и любоче́стне. И никто́же у́бо домы́слится Бо́жию великода́рию, Свое́й руки́ подоба́ющему созда́нию.

И у́бо пи́щу имя́ше живу́щее о́но ра́йское место. Поне́же и́же ра́ди безстра́стия зря́шеся блаже́нства и а́нгельско пребыва́ние: сан же - слове́сное же, и умное, и безсме́ртное, и неги́бельное: я́ко боже́ственыя сопричасти́вся красоты́, е́же пе́рваго о́браза вообража́юще подо́бие. К сим еще́ всех вку́пе живо́тных о́бласть, ели́ка по земли́ по́лзят, и возду́х секу́т, и мо́крое препла́вают естество́: и и́же в раи́ садо́в, ра́зве еди́ного то́чию на не́мже запове́дное назна́менася предначерта́ние: я́коже обуче́ние ему́ предположе́но, во е́же доброде́тели ра́ди в послуша́ние ве́ры соверше́ние. Того́ бо ра́ди о́браза богови́дное невреди́мо спасе́тся убо, и е́же на дре́вняя добро́ту воображе́ние, в том пребу́дет подо́бие, своего́ не изступи́в пребыва́тельства.

Но увы́ мне! Cе ка́ко рещи́ не и́мам? Прельсти́вся от сове́тника бе́са за е́же к чу́вcтвеным, уклоне́ния же и любле́ния, напра́сно лиши́ся: ра́ю у́бо, не ктому́ граждани́н глаго́лемь: ни царь и́же под руко́ю су́щим велича́юся. Ка́ко бо, и́же го́ршей страсте́м прилепи́ся бу́ести и чрезслове́сным страсте́й подклони́ся стремле́нием, такова́го бу́дет всегда́ во прича́стии вели́чества, и́же еди́ною все свое́ю ду́шу нерабо́тное мудрова́ние, плотско́му поработи́в? Заблужда́ю же увы́ окая́ннаго, ското́м единоро́дия прича́стник умиле́н, не царь похваля́емь, и всенеразу́мием и тя́гостию и боле́знию и страсте́й мно́жеством согнета́емь: я́ко не ине́м, но такове́м грех хода́тай есть.

Что же не такова́, не такова́ ли ны́не на́шая и мно́жае ничто́? Челове́к бо ражда́ется трудо́м: а е́же трудо́м, печа́ль проявле́не после́дует: «В печа́лех бо рече́ роди́ши ча́да». Пе́рвое на ны осужде́ние, таже дои́тся, воспитава́ется, возво́дится, расте́т. Труди́ про́чее отку́ду, по́тове и печа́ли и ско́рби? «В по́те бо рече́ лица́ твоего́ я́си хлеб твой». Второ́е на ны осужде́ние. «Те́рнии и волчцы́ да прозя́бнет ти земля́». Тре́тие се осужде́ние. «В печа́лех ясня́й во вся дни живота́ твоего́». Четве́ртое на ны отрече́ние. «И сонеси́ траву́ се́льную». Пя́тое на ны отрече́ние. «До́ндеже возврати́шися в зе́млю от нея́же взят бысть». Шесто́е се на ны осужде́ние. «Я́ко земля́ еси́ и в зе́млю отъи́деши». Се седмо́е на нас отрече́ние, пропису́юще настоя́щаго ве́ка седмори́чное число́.

О́ осужде́ния го́ршаго, ему́же несть преде́ла, ни прехожде́ния! О́ гла́са, его́же никто́же и́же от ве́ка уста́вом возрази́ти возмо́же! Сия́ го́ркий вкус дре́ва и дре́внее превраще́ние. Сия́ зми́ев сове́т и за́поведи преступение. Сия́ пе́рвое преступле́ние и к чу́вственым любле́ние же и усвое́ние. Красе́н бе и добр в снедь и́же мене́ умертви́вый плод. Ей, проявле́нне. Но мне ме́рзскаго греха́ есть хода́тай сла́дко вкуше́ние. Но мне му́тно го́рести возвраще́ние введе́, сме́ртию живо́т премени́вши. И́бо тогда́ увяда́ющее и тлетво́рное в ме́сто неги́бнущаго и невре́днаго жития́ избра́ти увеща́. И в ме́сто е́же по земна́го и теку́щаго оста́вити пребыва́ния, и́же на небесе́х лобза́ти жи́тельство ду́хом. И безтеле́сным присовокупля́тися си́лам, состра́стную жизнь нам представи. И да реку зна́ятельнейшее: в ме́сто безсме́ртныя я́же в раи́ пи́щи, во многостра́стную и сластолю́бную жизнь и пита́ние осужде́ни бы́хом.

Сего́ ра́ди зове́т глаго́ляй: «Челове́к в че́сти сый не разуме́». Почто́? «Зане́ приложи́ся скоте́х несмы́сленых и уподо́бися им». Отсю́ду про́чее втече́ тма́ми страсте́й полк, грехо́в мно́жество, неду́гом ви́ны, безвре́менныя сме́рти, пре́жде во́зраста восхище́ние, тлетво́рныя и теле́сныя стра́сти, о ни́хже мно́жицею у́мный наш попаля́ется челове́к. Отсю́ду напра́сныя сме́рти, безнаде́ждная спаде́ния, ненача́янныя беды́, нево́льная искуше́ния: е́же безхоте́ния, нищеты́, льсти, зави́ды, ловле́ния, двоестоя́ние, ме́рзости, е́же во граде́х страхова́ния, я́же на земли́ и в мо́ри, овогда́ у́бо истопле́ния, овогда́ же напа́ствования: и ели́ка просто, многоболе́зненую челове́ческую содержа́т жизнь, я́же не отню́ду, ра́зве отсю́ду нам прираста́ют, а́ще и тма́ми мудри́тися мним. Что же, не отсю́ду ли нам е́же от хоте́ния му́жеска, глаго́лю же е́же от кро́вий отверже́ние? А е́же и подо́бию безслове́сных живо́тных ражда́тися, и жи́ти, и умира́ти и разруша́тися, и се зело́ ху́де и окая́нне, кото́рый нам прозябе́ терн, отку́ду ток истече́ния ? На́шего составле́ния вины́, от ни́хже возраста́ти и состаре́ти естеству́ прибыва́ет. Еще́ же печа́ловати и услажда́тися, е́же мощи́ и здра́ву бы́ти и боле́ти. Оба́че под бла́знеными лежа́ти непщева́ньми, а́ще проявле́нне растле́ние умножа́ющееся оскудева́ющему и ра́внаго ме́ньшее превраще́ние и уя́тие. Отку́ду толи́ко еже на предвеще́м обноше́ние и ве́тхое тече́ние, ра́зве от нея́ же рех вины́? Елма́ у́бо сия́ си́це и толи́цем злым подлежа́т на́ша, что тле́нных не оста́вльше, пребыва́ющая притваря́ем себе́.

Почто́ коне́чнаго не отбе́гше студа́ к дре́вней сла́ве востещи́ гряде́м? Не изтрезви́м ли ся бра́тие про́чее? Не возри́м ли на не́бо горе́, зе́млю оста́вльше доле с земны́ми засыпа́ньми? Не. сро́дное ли возведе́м? Не земну́ю ли клеть оста́вльше, оста́тельную же и удо́бь раздруша́емую, к пе́рвому на́шему е́же в раи́ пребыва́нию, преложе́нием е́же смотре́нию благосове́тия востече́м? Неви́димое ли все презре́вше благоле́пие, ко е́же на небеси́ возврати́мся добро́там? Не а́ще что и подоба́ет пострада́ти е́же жи́ти, безслове́сне отре́кшеся, слове́сны бы́вше ко о́бразу и́дем пе́рвому подо́бию? Что твори́м нас саме́х смире́ны, высо́цы бы́вше? Что зри́мых придержа́щеся, мы́сленых лиша́емься? Что не почита́ем о́браза су́ще и е́же по о́бразу? Что не усрами́мся зва́ния? Что отлага́ем благода́ть? Что рабы́ страсте́м себе́ твори́м, созда́ни бы́вше свобо́дни? И́бо свобо́дою Христо́с нас свободи́. Несть в нас иуде́й, ни е́ллин, ни ски́фин, ни ва́рварин. Несть му́жеский пол, ни же́нский. Вси еди́но есмы́ о Го́споде, благодатию есмы́ спасе́ни, сы́нове бы́хом Бо́жии. Дасть бо нам власть ча́дом Бо́жием бы́ти. Посла́ Бог Дух Сы́на Своего́ в сердца́ на́ша, вопия́ а́вва оте́ц. Те́мже не ктому́ есмы рабы́, но сы́нове. А́ще ли сы́нове и насле́дницы Христа́ ра́ди, да никто́же у́бо худы́ми на́ше благоро́дие похуля́ет, да не го́рнего Оте́чества утаи́вшеся, приле́пше бу́дем злей сей и до́лу тя́жущей жи́зни, и от тли ничто́же иму́щей мно́жае. Не настоя́щая па́че бу́дущих предсуди́м, ниже́ от нетле́ющих произволи́м тле́нная, да не небеса́ оста́вльше име́ти себе́ жили́ще, земля́ клеть и́мамы со живу́щими во гробе́х устрое́ни. Воспряне́м про́чее бра́тие и побди́м, тя́жкий и ле́ностный сон оттря́сше: и от о́чию душе́вною пагубу отъе́мше, разуме́им, кото́раго и отку́ду есмы́, ко́е и каково́ на́ше созда́ние, ка́ко со всем устрое́ни бы́хом. Та́же чу́вственым мы́слене, па́че ума́ же мы́сленым прилага́емся и сматря́ем наипа́че.

Кто положи́ сия́ все? Кто творя́й и претваря́я то́чию? е́же хоте́ти. Кто созда́вый от земли́ челове́ка и в зе́млю возвраща́я? Кто «положи́вый тму закро́в Свой» и спокрыва́яй о́блаки Свои́х суде́б бе́здну? Дави́д да уве́рит тя челове́че: «Удиви́лся есть, глаго́ля, ра́зум твой от мене́, утверди́ся и не возмогу́ к нему́». Па́че в лепоту: «Кто бо уве́де ум Госпо́день, или́ кто сове́тник Ему́ бысть?». Кто да́вый ме́ры жи́зни и уставля́я ле́та, предуве́деная Ему́ пре́жде составле́ния? Кто возвожде́ния же и превозра́стия челове́ческому ро́ду припряги́й? И о́вому пресеца́ет, о́вому продолжа́ет ле́том преде́лы. И к сим, кто создава́яй во утро́бе живо́тно, и мла́де творя́ ле́потне, и составля́я род, и опису́я вид, во еди́ною добро́ты исполне́ние? Кто извае́т зрак и вообража́ет младе́нца? Кто сочинева́ет чле́новы, и солагает у́ды, и водружа́ет сосу́ды? Кто составля́ет удово́м сложе́ния, подо́бным потре́бам теле́сным слича́я о́бразы? И пре́жде сих еще́: кто одушевля́ет кал, и совокупляет персть ду́ху, и челове́ка представля́ет одушевле́на? Кто кровь у́бо в плоть, в ко́сти же хракоти́ну: и о́во у́бо согусти́в, овоже усырив, воеди́но собира́ет пресла́вно сочета́ние? Кото́рый во утро́бе животопи́сец о́браз сеннопи́шет, и шароде́льствует живо́тно, и блеск влага́ет, и пи́шет ка́чества, издолба́ет глубины́ и начерта́ние составля́ет? Кто обтяза́яй жи́лы и жле́зы влеку́яй, и арти́рия дидра́гам совокупля́я, и кровны́я жи́лы кро́ви исполня́я? Кто ко́сти ко косте́м, и чле́ны к членово́м совокупля́ет, и пло́тию порыва́ет, и вне́шниим прило́гом великоро́дне одева́ет? Кото́рый во ятро́ усмо́швец ко́жу соде́ла, и таи́нней пло́ти, безве́стно мокро́ты явля́емое ко́жи зре́ние про́сто си́це углади́в: та́же стягну́в, вся́чески угото́ви? Кто созда́вый сердца́, и бубре́ги притяги́й, и утро́бам изобре́т слага́ния? Кто даяй жизнь и дыха́ние вся́ческим? И пре́жде сих и еще́: Чи́е де́ло вели́кий сей и всесострое́ный мир? Ка́ко не́бо устрое́но бысть, вели́кое и све́тлое всем прикрове́ние? Отку́ду той окру́га о́бразом облага́ет не́цыи, колеси́ подо́бно прекообраща́емо, и зве́здным ноше́ние ча́сто валя́ющееся? И пре́жде сих, кто пре́жде ми́рное чинонача́лие ангелоле́пному соста́ви чи́ну? Кто сих невеще́ственая и пла́менная существа́, во тмы же и ты́сященача́лия необра́зным вообрази́ ви́дом, многови́дне упестри́? Отку́ду тех о́гненое и светови́дное и перна́тое, ле́гкое же и ве́треное? Что о́строе же и к служе́нию благоупря́тное и худо́жное, и зело́ бы́стро летя́щее и высокопа́рное: и е́же на вся́кая нетру́дне но́сится, и́мже боже́ственое повелева́ет запове́дание? Чие́ умудре́ние просте́ртый сей возду́х, и е́же вы́ше сего́ возду́шный огнь? Ка́ко то́жде, овогда́ устужда́ет, овогда́ же согрева́ет: о́во у́бо, е́же по естеству́ мокрото́ю, о́во же, е́же к го́рниим приближе́нием. Кото́рый тка́лий или пестри́тель такову́ю поня́ву истка́, к прия́тию со́лнечных лучь ключа́ему? Коего́ хитреца́ предо́брое се и позе́мное утвержде́ние? Кто и́же сия́ неугорще́нне худо́жествовав, на чесо́мже тоя́ утвержде́й сокрове́нии, подпо́ри связа́шася? Отку́ду вели́кая сия́ вещь мо́ре и непрепла́ваемая вода́ о́на и безме́рная, во еди́но собира́ется совокупле́ние? Отку́ду многови́днии ро́дове живо́тны, ели́ка вы́ше земля́ лета́ют, и по земли́ пля́жут , и в вода́х проныря́ют? Отку́ду исхо́дят са́дове и ро́ди садо́внии, и древеса́ возвыше́ная и высо́кая? Отку́ду се́менем ро́ди, и па́ственым па́ствы, и ни́вы бы́льны, цве́тницы же и ра́еве, и река́м исто́чницы истече́ния? Кто положи́вый гора́м высоты́ и горбе́жа тем отдели́вый, и делово́м расто́ргнув вы́я, и сим ча́стая ме́ста припря́г, и юдо́лию подсла́в, и по́ле, и ду́бры .

Кто же дождооте́ц, или́ кто роди́вый ка́пли росны́я? От чре́ва же чи́его исхо́дит го́лоть, рече́, и́же бу́рею глаго́лавый ко И́ову? Скро́вища же градна́я кто уве́де? Кто зи́ждай дух, и утвержда́й гром, и сне́гу запове́дуяй? Кто мо́лнию у́бо вдаждь, до́ждевы же к напое́нию земли́ испуща́я, и река́м наднева́тися повелева́я? От ко́ихже недр возво́дятся о́блацы? Кото́рая же скро́вища ве́тры изводя́? Кто положи́ сия́ все, кто содержа́я го́рстию? Кто движа́й и оживотворя́я и я́звы, и воду еди́нем ма́нием? Кто положи́вый мо́рю преде́л песо́к? Стра́хом же чи́им обуздава́емо согражда́ется и утиша́ет, и сво́их преде́л внутрь влеко́мь содержи́тся, и мо́крых не преистече́т врат: но я́коже обре́тницы на усте́х повеле́ние нося́щи, на зе́млю у́бо сосе́дыня не востае́т, в себе́ же взнаковоспяща́ющися, пе́ны у́бо пара́ми низлага́ет, ко устна́м же бу́рею смеша́ется и вспять отхо́дит, ра́бский опису́ющи о́браз? Отку́ду тому́ тма́ми живо́тных разли́чно все́яшася ро́дове, от ни́хже вся́ко по́лзающаго ви́да зри́тся род, в ви́ды, и че́сти, и вели́чества многови́дне разсыпа́емь и хитрецу́ сло́ву удивля́яся, па́че ума́ благоча́дия же и ра́зума.

Я́ко да не по ча́сти все глаго́лю, - и́бо ино́го в настоя́щее вре́мя тре́бует упражне́ния е́же о ко́емждо Бо́жиих созда́ний сло́во, е́же опа́снства ра́ди опису́ющее ра́зум же и достиже́ние, рече́ными довле́ти мня, ели́ко на ли́цы привести́ проявле́ная Бо́жиих великоде́лий позна́ние, - все в ма́ле сократи́в, содержа́тельное присовокупля́я слова́, да у́бо реку́ что совокупи́в: Кто положи́ сия́ все? Кому́ рабо́тают, все кому́ належа́т? Кому́ покаря́ются? Не Ему́же ли мно́гая кре́пость, Чи́им во́дится ма́нием? Не Его́же ли держа́ва безчи́слена и о́бласть вечная? Чи́им же повеле́нием ду́ши разлуча́ются телесе́?

Вре́мя у́бо у́же на́ших косну́тися, оба́че и́же дре́вле связа́вшаго и ны́не раздреша́ющаго и па́ки связа́ющаго. И да не почуди́шися, а́ще отлуче́ние слы́шиши души́ от те́ла, под премене́нием су́ща ве́дый я́же под чу́вством. Ве́щи бо сей теку́щаго своего́ естества́, о ни́хже и телеса́, и и́мже соста́влени бы́хом, и во я́же разруши́тися хо́щем, е́же в лу́чшее преложе́ние восприе́мше. Поне́же у́бо сия́ си́це и под кончи́ною вся́ко есмы́ и премене́нием: «И несть, по глаго́лящему, челове́к и́же поживе́т и не у́зрит сме́рти». Непотре́бни же вси ме́ртвении и земни́и, в зе́млю возвраща́ющеся. Всу́е у́бо зло́бимся, над ме́ртвим пла́чуще и печа́лующе, вотще́ же и е́же рыда́ти во гробе́х растли́вшихся и в персть свою́ возвра́щшихся. Я́ко а́ще не общи́не всем вку́пе предлежа́ло бы ви́димому естеству́ премене́ния осене́ние, нестерпи́мо вся́ко хотя́ше бы́ти е́же о уме́рших пла́катися, я́ко не терпе́ти могу́щим сих лише́ния, я́ко затворе́но нам сим су́щим, ели́ко по гото́ву щади́маго нам в лу́чших упова́них богови́днейшаго воображе́ния. Е́же во еди́нех есть ви́дети: не ча́ющих о́бщаго воскресе́ния. Вели́ко е́же и па́че сло́ва та́инство. Не ве́дят бо, я́ко лу́чшаго и честне́йшаго па́че про́чия тва́ри челове́ческое созда́ние сподо́бится тогда́ назда́ния. А́ще уб́о во упова́них нам воскресе́ние и ча́емое обновле́ние, а не погубле́ние и во е́же не бы́ти прехожде́ние, не оскорбля́ем себе́ о иже вма́ле пре́жде нас уме́рших, ниже́ мно́жае ра́зве до́бре име́ти слези́м о подо́бно нам сею́ преме́ньшихся жи́зни, и ко е́же о́намо воздви́гшимся. Доко́ле ме́ртвии ме́ртвых погриба́ем, и жи́ви бы́ти когда́ восхо́щем. Доко́ли сле́зы? Доко́ли се́тования, рыда́ние, вопль, власы́ стреза́еми, ру́це ударя́еме, пораже́ния, плесќания, пла́чеве, трепета́ние, крича́ния, стена́ния, неблагодаре́ния, хуле́ния, е́же до гро́ба терза́ния, е́же пре́жде погребе́ния, е́же по погребе́нии, е́же на купи́лищи и дома́шнии пла́чеве.

Что твори́ши, о́ челове́че? Ме́ртва спя́ща ви́диши, и ты ху́лиши? Та́йне такове́ предстои́ши, и на Бо́га востае́ши? Преда́ние соверша́ется, и со истяза́ющим при́шися? Мо́лиши о поко́и, «Влады́ко» глаго́ля, и Влады́ку похуля́еши? Сы́на уме́рша проважда́еши, и ты я́ко не умре́ти хотя́ пла́чеши? О́ного коне́ц зри́ши, и сво́й не ожида́еши?

Воспомяни́ себе́ челове́че, кто лю́бо еси́. Помяни́, я́ко ме́ртвен сый, мертва вся́ко роди́л еси́ и умре́ти хотя́ща. Или́ не нача́ло име́в и коне́ц име́ти и́маши проявле́не? Зане́ и к рожде́нию приведе́н быв, во тлю премене́ши. Устуди́ся, естество́ челове́че, преде́л су́щу безсме́ртия вку́пе и ме́ртвости, помы́сли Госпо́днее повеле́ние, смотри́ уста́в Влады́чняго отрече́ния, и не отмещи́ся, тем облича́емь, и́миже на ко́ждо день зри́ши ча́сто премета́ема же и прелага́ема на́ша, ниже́ стужа́яйся, ме́ртва отводи́ма блюдя́, и к лу́чшему преходя́ща устрое́нию. Ве́си бо, ве́си себе о́ному помале после́дующа: я́ко никто́же сего́ уста́ва убежа́ти в челове́цех до конца́ возмо́же. Да не у́бо от ни́хже благодари́ти, ху́лимь Благода́теля, ниже́ похуля́ем Пое́мшаго люби́маго: не бо от лу́чших на го́ршая нам прехожде́ние: от тле́нных же к нетле́нным, и от ви́димых же на неви́димая: и еди́нем и́же в доброде́тели пожи́вшим ча́емая. Той у́бо и на́шего прия́т, не в зе́млю скры, но на небеса́ пое́м, в ме́ста я́же в весть Сам светови́дная положи́. Той свое́ преда́ние взыска́в, восприя́т. Той е́же преда́сть, по о́бласти истяза́л есть. Ты кто еси́ судя́й о ни́хже Влады́це уго́дно есть? Ты кто еси пря́йся или правдосло́вуя к Нему́? Хо́щет бо ны́не долг истяза́ти, хощет не протягну́тися уставле́ния ле́том . Или́ не и́мать вла́сти ле́том, Творе́ц ле́том, овогда́ у́бо сократи́ти, овогда́ же продолжи́ти? Откуде́ бо нам е́же зна́ти судбы́ Бо́жия и та́инством бе́здну, и́хже ра́ди о́ви маложи́тельни, не́цыи же долголе́тни: и о́ви юня́ющеся, о́ви состаре́вшеся: друзи́и же и пре́жде вре́мене, и пре́жде да́же на свет ини́и произы́ти? Но да не удивлева́ет се нас, ниже́ зане́ ме́ртва на одре́ блюду́ще стужа́ем си. Но разуме́им, яко заимова́ние, е́же пре́жде взае́м да́вый кому́ждо дыха́ние, егда́ восхоте́й стяза́ти, ниже́ рыда́ньми, и́же ка́ко когда́ преста́вленаго па́че ме́ры пла́чим, да не Повеле́вшаго разгнев́аем. Не расто́ргнем над ним ри́зы, не посыпа́емся земле́ю, не посрами́м главу́, не вопль неле́п испу́стим. Да не поху́лится на́ше упова́ние, да не бу́дем смех отроко́м е́ллинским и игра́лище, да не воскресе́ние до́брое поху́лим, да не благоро́дия на́шего ухуди́м оте́чества. На нас саме́х блюде́м. Разуме́им та́йне си́лу, смотри́м кото́ри и отку́ду есмы́, и его́же ра́ди приведе́ни бы́хом, и ка́мо, и ка́ко, и егда́, вси, а́ще и не ны́не, но вся́ко по́ йдем.

Что е́же благодари́ти укло́ньшеся, во е́же рыда́ти прити́чем? Почто́ се́тование не оста́вльше к пе́снем и́дем? Побезмо́лствуйте ма́ло, бра́тие, и глаго́лемых услы́шите. Ути́шитеся, и утеше́ние прииме́ти, и ме́ртвому не стужа́йте. Возри́те к вели́кому сему́ позо́ру, ви́дите соверша́емое: и ви́девше, умолчи́те и не смути́те на́ше та́инство. Стра́шно бра́тие ви́димое, тре́петно быва́емое: А́нгели светлови́дни и молниено́сцы ужа́сно зря́ще , и свы́ше гряду́ще ли́цы во́инств белообразу́юще, блиста́ющеся вид све́та воображе́ни, огнь дыха́юще, пламеноно́сцы, тща́щеся, ускоря́юще, обстоя́ще лежа́щаго и пре́данное бы́стре истяза́юще: и мы не стыди́мся?

Что твори́ши, челове́че? Лежа́й изступи́, и ты не срамля́ешися? Лежа́й трясе́тся, и ты игра́еши? Он бои́тся, и ты бесу́ешися? Он трепе́щет, ты не грози́шися? Он ду́шу разделя́ет, а ты грохо́щеши? Лежа́й су́дится, а ты не ужаси́шися? Он истязуе́мь есть, а ты не утерпя́еши подо́бное наде́яся истяза́ние? Он диви́тся зря я́же не у́ ви́дел есть, а ты не бои́шися и согражда́еши уцеломудря́емь? Он умира́ет, и ты шута́ешися? Он скончава́ется, а ты изумля́ешися?

Удержи́ся ма́ло, о́ челове́че. Оста́ви его́ отъи́ти с ми́ром, иде́же зван есть. Оста́ви его ше́ствовати стезю́, е́юже николи́же ше́ствова, и от нея́же не возврати́тся, и ея́же подо́бне вси, а́ще и ов у́бо а́бие, ов же пома́ле, ше́ствуем: «в зе́млю те́мную же и мра́чну, в зе́млю тмы мра́чныя, иде́же несть све́тлости, ниже́ зре́ти жи́зни челове́чи», я́коже рече́ И́ов: иде́же и нам бы́ти подоба́ет вся́ко, и то́ю иску́с прия́ти, та́кожде и со и́же в зе́млю пе́рсти сходя́щими. Но вся́ко рече́ши ми, сия́ слы́ша возлю́блене: что у́бо, ра́ди сего́ не подоба́ет ли пла́кати, я́ко те́мная земля́ и мра́чное ме́сто предва́ршаго прие́млет? И ка́ко не рыда́ю в пра́вду, и́же в такову́ю отводи́маго зе́млю? А́ще земля́, ле́по есть разумева́ти, и́же в такову́ю отведе́ну бы́ти зе́млю и устрое́ние. Ка́ко не воздохну́ и воскричу́, тме слы́ша вселе́ние и почи́тие? Еда́ бо ка́менно се́рдце и́мам аз, я́ко сия́ слы́шащу не рыда́ти? А́ще бо и в свет слы́шу отводи́ма, осла́битися от печа́ли не терпя́, ка́ко претерпе́ молча́ти тме слы́ша жи́теля, и́же пре́жде ма́ла мне сожи́теля? Ка́ко не го́рце пла́чася, его́же ктому́ не у́ зря, и а́ще сла́дкий сей свет оста́вльша, светови́дное восприя́л бы ме́сто, я́ко да не́кое поне́ ма́ло простужде́ние печа́лующим предлежа́ше? Ди́вство! Непра́веднейшаго словесе́ возвраще́ния! Го́ре безу́мия, и е́же сице содержа́щая умы́ слепоты́! А́ще ле́по сице рещи́: Еда́ бо не подоба́ше ме́ртвеным су́щим нам, отведе́ным бы́ти сме́ртия? Еда́ бо́льшим подоба́ше яви́тися своего́ им Влады́ку? А́ще у́бо и Сам прия́т, Госпо́дь сый и всем Влады́ка, и свет су́щим во тме и жизнь всем, смерть вкуси́ти и е́же во ад соше́ствие показа́ти, я́ко да по всему́ нам уподо́бится кроме́ греха́: и ме́рзское а́дово ме́сто, несве́тлое глаго́ля и тмы испо́лнено су́ще, тридне́вно про́йде - что стра́нно, гре́шных су́щих нас и мертвых су́щих уже́ прегреше́ньми по вели́кому апо́столу: «И́же порожде́нием и тле́ю, сме́рти у́бо причасти́ся», и а́дова мра́чная средо́ю души́ проити́ жили́ща, иде́же несть све́тлости ви́дети, ниже́ зре́ти жизнь челове́ческу я́коже предрече́ся. Еда́ бо выше Влады́ки мы? Или́ святы́х лу́чши, и́же подо́бен нам подъидо́ша о́браз рече́нное ? Поне лу́чшее не́же на ны, ели́ко и преумноже́ное о́нем доброде́тели превзя́т.

Те́мже не стужа́тися ле́по есть, но благодари́ти и моли́тися: трезви́тижеся вы́ну, не опеча́литися слы́шащим а́дова помраче́ния жили́ще, но а́ще тмы о́ноя е́же в Писа́нии лежа́ща вне́шняя получа́т, пла́кати подоба́ет и восклица́ти. Или́ па́че лу́чшее рещи́, не пла́катися, ниже́ скорбе́ти, но проси́ти и моли́ти Влады́ку пощаде́ния сподо́бити их та́мошних суди́щь, моли́твы же многообра́зными ви́ды уми́лостивити Судию́, ти́ха бы́ти тем Испыта́теля и Суди́теля кротча́йша, не е́же от вне ожида́ющи моле́ние, но сама́ себе́ увещава́юща, суди́мым ми́лостива яви́тися и кро́тка в день поразуме́ния, егда́ несть ни еди́н и́же моли́тися дерза́ет. О таковы́х у́бо подобает па́че плачь прозяба́ти, и воздыха́ния возвраща́ти, и облива́тися слеза́ми: а не о е́же в вере скончава́ющихся язы́чески скорбе́ти и пла́кати. И о́ноже не про́сто, ниже́ а́ще пре́жде вре́мене е́же с на́ми, прише́ствия изыдо́ша: но а́ще не от вре́меных о́ноя сла́вы ничто́же себе́ собра́вше изыдо́ша, ниже́ а́ще сла́дкое се оста́виша со́лнце, рыда́ти сих: но а́ще не Со́лнца пра́вды све́том всем жи́ти поне́како у́бо освени́шася , печа́ловати подоба́ет и пла́катися, па́чеже зде моли́тву де́яти и оне́х ми́лость получи́ти от Судиина́ человеколю́бия, и нас добре́йших бы́ти стра́хом утвержда́емых: ниже́ зане́ мертвым есть ад те́мное жили́ще отча́имся и́же та́мо вве́рженых: но а́ще нощна́я дела́ не де́лают, ни мраком грехо́вным я́ти бы́ша, благоду́шествовати подобае́т: не я́ко и́же во аде ме́рзская убежа́ша, но я́ко безно́щный он Свет тех прии́мет, и явля́ет, и разсужда́ет на́ша, и я́ко да е́же в Писа́нии реку́: «Пла́чи над ме́ртвым, зане́ изчезе́ свет».

Но не рыда́й го́рко: не угасе́ бо свет, от тмы же па́че пре́йде в свет. А́ще и́же в нас чу́вственому, мы́сленый он превзыде его́: ов дванадесятеча́стная прие́млет нощь, по обхожде́нию его́ быва́ющее по земли́ осене́ние и ле́тное опису́ет растоя́ние: ов же, не тма, не нощь, не несве́тел день, не ле́та обхожде́ние, не годи́на, не век, не движе́ние и растоя́ние поставля́ет: но присносу́щне восиява́я, и́же того́ наслажда́ющимся присносу́щныя све́тлости. Я́коже не́где боже́ственое Писа́ние рече: «Свет пра́ведным при́сно, и́мя же нечести́вых угаса́ет», и́же не све́том Бо́жиих повеле́ний в те́мнем житии́ находи́вшим ме́сте. И е́же от И́ова рече́ное: «Кто мя положи́т на ме́сяц пре́ждних дний, глаго́люща в ни́хже мя сохрани́ Бог невреди́ма, внегда́ сия́ше свети́льник Его́ над главо́ю мое́ю, - свети́льник бо зако́ну свет, - егда́ све́том Его́ хожда́х во тме?», настоя́щаго века я́ве, по е́же си́це пою́щему: «Нощь просвеще́ние в пи́щи мое́й, и нощь я́ко день просвети́тся. И я́ко тма ея́, та́ко и свет ея́».

Те́мже а́ще свет у́б́о есть Бог, я́коже и есть, и тмы в Нем несть ни еди́ноя: о Не́м бо живе́м, и дви́жемся, и есмы́, и к Нему́ преставля́имся, всех же нас ду́ши я́коже сло́во в ру́це Его́ - погреше́но бысть е́же от тмы и мра́чных а́довых ме́ст преложе́ние чрез словесе́ сопротивле́ние, е́же от проти́внаго пререка́ния: о́бразу показа́вшуся подо́бно тече́нию е́же во а́де по обхожде́нию душа́м проше́ствия .

Гряди́ у́бо сих, оставль, о́ челове́че, на́шего телесе́, поуча́йся разреше́нию и не душе́вно испыту́й устрое́ние по е́же от те́ла исхо́де, я́ко не мое́ и твое́ сия́ иска́ти: Ин бо есть И́же та́й све́дый. А́ще бо души́ существо́ несть на́ше ве́дети, како у́бо уве́мы о́ноя устроение и поко́ище, е́же вид, и вели́чество, и о́браз не зна́ем? Каково́ же и ели́ко тех есть вели́чество, а́ще и дебельству́ свя́зана есть словесы́, и́мже весть Сам еди́н сочета́вый Бог?

Сим си́це иму́щим, принеси́ честно́е стяжа́ние ду́шу, боже́ственым о́браза почте́ну вели́чием, прете́кше я́ко непости́жну, о дебеле́м сем и пости́жнем, и мно́гими жития́ преложе́ньми, соизменя́емо же и преобраща́емо. Упраздни́мся телеси́, и ту не́где ум утверди́м, я́ко да навы́кнеши возлю́блене на́шея ху́дости смире́ное же и долере́вностное, ве́сных цве́тов ничи́м же ра́зньствуя, по удо́бь тле́нному и удо́бь увяда́ющему. И в от ни́хже соста́влено бысть разруше́ния, поне́же у́бо е́же о сем разруше́нии и́мать что и поле́зно, и ко составле́нию ведя́ и́же не безде́льне глаго́лемая слы́шащим: а́ще хо́щеши, покажу́ ти на́ших теле́с удо́бь растле́нное сотвержде́ние и раздруше́ние, ка́ко есть ху́до, и скота́ ни в чесо́мже ра́зньствующе. Ма́ло от него́ предъизы́ди, и прии́меши мои́х слове́с показа́ния явле́нна. Изы́ди, ходя́ во е́же пред гра́дом гробе́х, и сматря́й ми глаго́лемых сбы́тие. Прини́кни я́ко око́нцем в гро́бы, и не облени́ся, ниже́ возни́кни к ви́димым: и у́зриши опеча́ляющее их, а не крася́щее виде́ние. Надсто́й я́сне и вообрази́ ми ра́ди ви́димаго, ме́ртвых теле́с гну́снаго разрушен́ия, на́ших велича́ний окая́нство. Пожди́ ма́ло восприя́ти злосмра́дия: на́ше бо есть, а не чу́жде. Терпи́ до́блествене исходя́щую отъону́ду гни́льства воню́ же и неудо́бь отдыха́емое истече́ние. Потерпи́ и е́же от черве́й злови́дное зре́ние, сме́женое же и гно́йми пова́плено. Вонми́ и что облюди́тельне, а́ще хо́щеши, и разсуди́, а́ще мо́щно и́маши, и состро́й ко́сти к ко́сти, и я́коже хо́щеши ка́яждо от ви́димых ча́сте и удо́в своим́а рука́ма совокупи́. Навы́кни сих коего́ждо а́ще возмо́жеши, поне́ ху́де рещи́, кото́рыя о́ноговы, кото́раго же сия́. Или́ кто сей, кто же ли он? И а́ще ста́рец или́ ю́ноша он, или соумре́ша? Или́ он во благоде́нствих, ов же в ско́рбех живы́й разреши́ житие́? И а́ще ов у́бо ма́ло жи́телен, ов же долгожи́телен? Или́ ов у́бо сла́вен, ов же не сла́вен пожи́т?

Сия́ навы́кни сматря́й: и а́ще не мно́га по́лна суть дря́хльства и се́тования, ели́ко и красоты́ помне́нию и посгуще́нию пе́рвее. И что у́бо? Не гну́сно ли виде́ния и мно́га по́лно ска́редия ? Пло́ти раздруше́ныя, и утро́ба, и у́дове, и созда́ния доброта согнива́юща же и сооти́чаща. И́мже подо́бно кото́рыйждо нас во гро́бе положе́н быв растлева́ет: и то́яжде черве́м, сне́дию пояда́емь, раздруша́ется.

Разуме́й, о́ челове́че, глаго́лемое, поблюди́ гро́бы, виждь ко́сти на́ша: и к себе́ возвра́щься, прослези́, воздохни́ из глубины́ вельми́, ока́й челове́чьскую ху́дость, какову́ кончи́ну получи́ поразуме́й. И аще мо́щно ти есть, разсуди́ и рцы: Кто царь есть, кто ли неве́жда? Кто бога́т, кто ли сла́вен, кто несла́вен? Или́ кто свобо́дный, кото́рый раб? Которы́й ли во́ин, кото́рый военача́лник? Или кто пра́веден, кто осу́жденик? И кто любомудре́ц, кто гру́бый? И кто вети́й, кто ва́рвар? И кто ри́млянин, кто идуме́янин, или́ кто гра́жданин? Кто поселе́ник, кто ли ханане́й? Кто рожден́на, кто ли ро́ждьшия? Кто оте́ць, кто ли сын. Не и́маши, на́ги ко́сти то́кмо ви́дя, разсуди́ти, кого́ от сих: а́ще и тма́ми рече́ши, а́ще и вся о́крест себе́ оста́виши разу́мных навыкнове́ния многоуче́ние.

Си́це у́бо им смотри́ши и су́щих зде веще́й, ели́ка теку́т и превосхо́дят в житии́, во е́же не бы́ти прехожде́ние. А́ще у́бо богатаго рече́ши, или́ бога́тство, а́ще ли сан, а́ще ли сла́ву оцвета́ющую, или́ держа́ву, или́ си́лу, или́ добро́ту, или́ кре́пость, или́ вели́чество, или́ благоро́дие, или́ что добре́йши, или зле́йших в нас бы́ти мня́щихся - ра́вно на́ших косте́й разруше́ние постра́ждет. И зла́то у́бо от руды́ изъя́то, и изли́тию пре́дано, и огне́м искуше́но, благопотре́бнейшее свое́ вне́шнее виде́ние златохитреце́м представля́ет. Сребро́ же раждеже́но, зла́ту же бли́жнейшее, очища́ется и убеля́ет. И червлени́цы у́бо кровь, омочает багряни́цу. И би́сер пита́ет, о́стрей морски́й . Измара́гд от земли́ ражда́ется, зелене́яйся ка́мень. И сири́йский израща́ет поста́в , червь пита́емь. И пи́ны морски́я , стра́нну ко́зньствующе снедь, сугу́бу потре́бу подава́ют. Ехи́нии же, и дои́лицы, и пче́лы, о́ви в во́дных варе́ние сла́достно нам пи́рствуют питие́, о́ви же сла́дко от сосе́ц сотваря́ют мле́ко, о́во у́бо пре́сно нам уготовля́ют пи́во, о́во же ссы́рено пребыва́тельно гото́вят бра́шно. И о́вцы же у́бо та́кожде, ра́вну подаю́т нам потре́бу, ку́пно же от влас отстри́женую во́лну принося́ще, чу́дно зело́ нам подава́ют одея́ние. О́виже от шестоу́гольных скро́вищь храни́лища напо́лньше ме́да, ны́не от ово́щин отхо́дят, и со́товы сла́дость ка́плющую, обира́телем оставля́ют де́ло. Прему́дрости позна́ние, и птенцу́ че́стное себе́ любоухищре́ние, и потре́бе обре́тель житию́, естества́ разумоде́лие люботру́дными сбира́емо лета́ньми, и всем про́сто ели́ка житие́ нам составля́ет потре́бнейшая. И а́ще что сим красно́ любоче́стно сопряже́тся, та́кожде ра́вно истле́ние подъе́млюща, и́же под премене́нием подо́бно разруше́ние иму́щим. А́ще и е́же в нас и́нако име́я, па́че сих воскресе́нием почте́но бысть: и обновле́нием назда́ние Бо́гу сообразу́емо, и́же во благода́ти обоже́ние прие́млет. И́маши отсю́ду, люби́миче, изве́стнейше от уже́ рече́ных.

Хо́щеши ли и другу́ю да пока́жет и сего́ безславия и безче́стнейшу ху́дость? Приими́ пе́рвый о́браз на́шего нестоя́щаго преобраще́ния, е́же на ко́ждо день глаго́ля ве́щем обноше́ние и измене́ние. Зри́ши бо у́бо не в то́мжде на́ша, ча́сто же на всяк день превраща́ема: и о́ва у́бо нестоя́тельне горе́ и до́лу носи́ма, о́ва же смеша́ема и отну́д соста́вное не иму́ща изве́стно. И у́бо мне со и́стиною я́же о нас опису́ющу покори́ся, и ради́ и́же на вся́кий день соверша́емых прие́мли явле́но показа́ние. Виждь бо, какова́ ны́не на́ша. И́же вчера́ на колесни́цы и на златоко́ванных престо́лех седя́й, и горе́ ве́жды име́яй, и о́крест непожда́нными мно́жествы чино́в обстои́мь: днесь надгро́бный на одре́ носи́мь, и ока́емь, и оми́луемь, во гроб мертв относи́мь, мно́жествы окроча́емь, рыда́емь, свеща́ми свети́мь, и пома́ле от всех еди́н той оставля́ем. Ме́ртваго бо друг, до гро́ба то́чию еди́ного. И́же вчера́ хва́лимый, днесь оми́ловаемь. И́же вчера́ наси́лованием дыша́, днесь боле́знию удруча́емь. И́же вчера́ во гра́де, днесь на одре́. И́же пре́жде мал стра́шен, днесь смерди́т. И́же вчера́ красе́н, днесь обега́телен. И́же днесь вели́к, у́тре черн . И́же вчера в дому́, днесь во гро́бе. И́же вчера́ ми́ром ма́жася, у́тре смра́ден и че́рвьми кипя́, и гно́ем воня́я, и злосмра́дия испо́лнь.

Ви́де ли, в каково́ безсла́вие нам мни́мое дости́же благосло́вие? Ви́де ли преложе́ния преумноже́ние? Разуме́ ли сла́вяй, ве́щем премене́ние и измене́ние иде́же вмеща́ются на́ша? Где есть бога́тство, рцы ми? Где велича́ние? Где златообуз́дании ко́ние и е́же от ка́мения инди́йскаго тяжкоце́ннаго све́тлая привозложе́ния, я́же от зла́та украше́ния претеку́щии, проважда́ющии копиено́сцы, и́же все отганя́ющии и смуща́юще, наси́лования, держа́вы, сове́тования, е́же во бране́х мужедо́блестия? Не все ли прах? Не все ли па́ра? Не все ли земля́ и пе́пел? Ка́мо сия́ все отхо́дят? Где толи́кая сла́ва? Где же потре́ба? Поги́бе. Где о́нсица и о́нсица, и́же вчера́ вельми́ па́че всех превзя́тая горды́не и си́льства дебельство́м мно́зем преиму́щии? И умро́ша. Где же любе́зный друг о́нсица? У́спе. Где же и его́ва жена́, и о́ноя дщи, и о́нсичий сын? Изчезо́ша: ов пре́жде ма́ла, о́вже пре́жде мно́га. Ов во оте́честве, ов же зве́рем восхи́щен. В ле́поту у́бо ключа́ется церко́вниково рече́ние глаго́люще: «Суета́ су́етием, все суета́ и произволе́ние ду́ха». А́ще бо по тому́жде о́ному па́ки рещи́ боже́ственому: «Все от пе́рьсти бы́ша, и па́ки в персть возвратя́тся». Сря́ща же скоту́, я́ко сря́ща в челове́цех. И я́ко смерть сему́, си́це смерть и о́вому: и ничто́же вя́щствова челове́к от скота́. И кто весть дух сыно́в челове́ческа, а́ще восхо́дит той горе́: и скоту́, а́ще схо́дит до́лу в зе́млю? Всу́е у́бо труд и бога́тству пи́ща, и е́же в бе́звести лежа́щее теку́щих благостра́стие. И а́ще хо́щеши, ма́ло ту не́где сло́во восприе́мь, покажу́ все жития́ пребыва́ние, обноше́ния ничи́мже ра́зньствующе.

Слы́ши у́бо, какова́я я́же о нем при́тчею я́ко во о́бразе я́же о нас напису́я, церко́вник наказу́ет: «Аз, рече́ церко́вник, возвели́чихся и приложи́х, бых царь над Изра́илем во Иерусали́ме, и дах се́рдце свое́ е́же изыскати и е́же усмотри́ти в прему́дрости о всех бы́вших под небесе́м: я́ко молву́ тру́дну дасть Бог сыно́м челове́ческим е́же мо́лвити в ней. И ви́дех вся́ческая творе́ния сотворе́ная под со́лнцем: и се вся́ческая суета́ и изволе́ние ду́ха». И па́ки: «Се аз возвели́чихся и приложи́х прему́дрость на все́ми и́же бы́ша пре́жде мене́ во Иерусали́ме, и дах се́рдце мое́ позна́ти прему́дрость и ра́зум, и позна́х при́тчи и худо́жество, я́ко и се есть произволе́ние ду́ха». «Я́ко во мно́жестве прему́дрости мно́жество ра́зума: и приложи́вый ра́зум, прилага́ет и исцеле́ние ». «Сме́ху рех: «обноше́ние», и безу́мию: «Что се твори́ши?». И пома́ле: «Возвели́чих рече́ творе́ние свое́, созда́х себе́ до́мы, насади́х виногра́ды. Сотвори́ вертогра́д и ра́евы, и насади́х в них дре́во всепло́дно. Сотвори́х купе́ли водны́я е́же напои́ти от них луг о́траслем и древеса́. Стяжа́х рабы́ и рабы́ни и доморо́дныя, бы́ша ми па́че всех бы́вших прежде мене во Иерусали́ме. Собра́ша ми сребро́ и зла́то и име́ния моя́ царе́й стран. Сотвори́ша ми пою́щих и пою́щия, и напита́ния сыно́в человеќа, винолия́теля и черпа́льницы. И все е́же проси́ша о́чи мои́ не отъя́х от них, не возбрани́х се́рдце свое́ от вся́кого весе́лия, я́ко се́рдце мое́ возвесели́ся во вся́ком труде́ моем. И призре́х аз на все творе́ния моя́, я́же сотвористе ру́це мои́, и в труд мой его́же потруди́хся е́же сотвори́ти. И се, все суета́ и произволе́ние ду́ха».

Зри́ши ли в ели́ку наш живо́т ху́дость произы́де? Ви́де ли какова́ страсть, и какова́ сла́ва на́ше поставля́ет житие́? Отъими́ у́бо, о́ челове́че, е́же от сих малоду́шие, и не хощи́ краси́тися днесь су́щими, и у́тре не су́щими: ниже́ рыда́й скончава́ющагося, и всем оста́вльшаго су́етство, и пребыва́ющими теку́щая премени́вшаго. К нему́ бо па́ки сло́во обращу́.

Ми́луеши же ли ему́ ю́ность? Но себе́ поми́луй, состаре́вшася и да́же до тех седи́н доброде́тели испра́вльша ничто́же.

Но юн бе́ше рече́ о́трок и до во́зраста не у́ доспе́в? И́же ни сладча́йшаго сего́ све́та наслади́ся, не вкуси́в я́коже кто рече́т жития́ до́брых отведе́н. Но си́це предста́ Созда́вшему.

Полн брады́ и к вели́честву во́зраста бе о́трок, и све́рстником в лу́чших ретя́ся, и́миже благоиску́сным бы́ти ю́ным прибыва́ет? Но не бе безсме́ртен.

Хотя́ше и к бра́ку прича́стия приити́, и ча́дом бы́ти оте́ц, и ро́да доброче́стие, и ста́рости возраще́ния? Но не бе́ше без конца́.

Прему́др бе ю́ноша, остроу́мием и многоиску́сством наказа́ния мно́гих ра́зньствуя, и дружи́ну кро́тостию естества́, и нра́ва бла́гостию, и обы́чая устрое́нием, жития́ о́бразы преходя? Но не бе ве́чен. Подоба́ше к нача́лом про́чее ю́ному возводи́му бы́ти, сла́ве же и саново́м я́же зде́шнее житие́ почита́ют прия́ти? Но не бе прия́тен .

А́ще ли открови́ца не́кая скончава́ющияся есть, вре́менем же и во́зрастом, и вели́чеством те́ла, и е́же на лице́х черве́ния зря́щих, ли́ца осиява́ющи, все́ми же про́чими и жене́ подоба́ющими, и оде́ждею честно́ю открови́ца украше́на бе: ей у́бо, да дади́м той бра́чным черто́гом подоба́ющая, и ча́дом бы́ти хотя́щую ма́терь , и ро́ду исправле́ние? Но други́й угото́вася той черто́г, но си́це уго́дно бысть про́мыслу.

Ма́ти ли бе́ше ча́дом преста́вльшияся? Добро́тою же, и ра́зумом, и целому́дрием преиму́щи мно́зех, де́ли же и́миже вообража́ет Соломо́н: жена́ любоде́льна, и му́жествена, и мужелю́бна, не ру́це на вре́тено просте́рте иму́щи то́чию, но уже́ и на вся́кий доброде́тельный вид распросте́рте, младопита́телница и ча́дом люби́ва, и до́бре зело́ помага́ющи житию́ вдо́вам довле́ющи, и стра́нным кров подава́ющи, и убо́гим довле́ющи, и а́ще что до́брых исправля́юще? Но подоба́ше ме́ртвене вся́коя су́щи той сме́рти иску́с прия́ти: той бо всем предлежи́т коне́ц.

Те́мже подоба́ет у́бо послу́шавше мене́, - призыва́ю бо всех ели́цы на́ших трудолюбе́зне услы́шасте слове́с, мня же всех разу́мных смы́слом те́хже наказа́ний прия́ти е́же со и́стиною показа́ние, - еди́н восприе́мше глас обе́щне, боже́ственое и блаже́ное безстра́стнаго естества́, госпо́дьство и божество́ и влады́чество, благода́рствеными похвали́ти пе́ньми: «Благослове́н, пою́ще, Еди́ный Безсме́ртен. Благослове́н Един́ый Ве́чный, Еди́ный Непреме́нный, Еди́ный име́яй безсме́ртие, во све́те Живы́й непристу́пне, Его́же не ви́де никто́же от челове́к, ни ви́дети мо́жет, Ему́же сла́ва, честь и держа́ва ве́чна, ны́не и при́сно, и во ве́ки веко́в». Ами́нь.