Стихи́:

Моли́твы деля имя́ше плоть отр́аду,

Се моли́твою прие́млет Харити́на:

В пя́тый Харити́на муче́ния по́двиг сконча́.

Сия́ свята́я бе́яше при Диоклитиа́не цари́ и Доментиа́не коми́те, раба́ су́щи Кла́вдия не́коего. О не́йже слы́ша коми́т, написа́ к господи́ну ея́, е́же посла́ти ю́ к нему́. И я́ко христиа́ныни ей су́щи, господи́н же ея́ оскорбе́, во вре́тище обо́лкся, пла́каше о ней. Она́ же утеша́ющи его́ глаго́лаше: «Го́споди мой, не скорби́, но ра́дуйся, о свои́х бо и о твои́х гресе́х же́ртва Бо́гу прия́тна вмене́на бу́ду». Тому́ же к ней ре́кшу: «Помяни́ мя у Небе́снаго Царя́». И посла́ ю́ к коми́ту. И приведена́ бы́вши к коми́ту, и испове́давши Христа́. Остриго́ша главу́ ей и жера́тком горя́щим посы́паша. Та́же привяза́вше на ню ка́мень тя́жек и ври́нуша ю́ в мо́ре. Изше́дши от морска́го гро́ба, яви́ся коми́ту и мно́го му́чена бы́вши, но́гти ручны́я и ножны́я истерза́вше ей, Бо́гу дух преда́сть.

Стихи́:

Ку́пно измове́нную мя Христе́ приими́,

Маме́лфа рече́, ка́мением посы́пана бы́вши

Сия́ свята́я бе́яше от Перси́ды, жри́ца бы́вши Артеми́дина. Иму́щи сестру́ христиа́ну, ви́де во сне а́нгела Бо́жия, показа́юща ей та́инства христиа́нская, и воста́вши со стра́хом пове́да сон свое́й сестре́. Она́ же приведе́ ю́ ко епи́скопу, и крещена́ бы́вши. Поя́т сию́ своя́ сестра́ от обновле́ния. Того́ ра́ди разгнева́вшеся е́ллини, поби́ша ю́ ка́мением и еще́ оболче́не ей во оде́жду креще́ния. И вве́ржена бы́вши в ров глубо́к, иде́же едва́ христиа́не ты́ю изъе́мше погребо́ша. Епи́скоп же прише́д к царю́ Пе́рсскому, и прия́т о́бласть е́же разори́ти Артеми́дину це́рковь и созда́ти це́рковь во и́мя святе́й. И́же соверши́в, в ней положи́ свято́е и честно́е те́ло му́ченицы.

Сей бе в ца́рство Уалериа́на и Гали́на. Гоне́нию же подви́гшуся на христиа́ны, изря́днее же на епи́скопы, мня́щи я́ко а́ще отслю́т я́, вся под руко́ю свое́ю сотворя́т. Емилиа́н же не́кто иге́мон гра́да Александри́йскаго, виде свята́го житие́м и сло́вом укра́шена, учи́тельна же су́ща, и пра́вую держа́щу ве́ру, и поя́т и́. И много пону́ди свята́го отврещи́ся Христа́, и пожре́ти и́долом, но не увеща́, и во изгна́ние пусти́ и́. И от вся́каго возбрани́ собора и со́нма и бесе́ды ко обы́чаем. Веде́н же бысть во страну́ нарица́емую Кофри́й, и та́мо уча́ сло́ву Бо́жию. И сего́ ра́ди не то́чию ка́мением побива́емь быва́ше от люде́й: но и иге́мон Емилиа́н уве́дев па́ки се, изгна́ его́ в люте́йшую страну́. В не́йже мно́ги напа́сти претерпе́в, и во испове́дании Христо́ве сконча́ся, предаде́ святу́ю ду́шу свою́ Го́сподеви.

В тре́тие на́десять ле́то ца́рства Рома́на гре́ческаго царя́, бя́ше не́кто мужь в том ца́рствующем гра́де, еди́н сый от ца́рских, держа́й положе́ц, е́же бя́ше ко устрабле́нию своего́ си поко́я. И той и́ноческое житие́ восприя́т, и бысть па́стырь, ра́йстей реце́ прилежа́щей оби́тели и́ночествующих мона́х. По прише́ствии же не́коего ле́та, прилучи́ся ему́ в боле́знь лю́ту впа́сти, и за мно́га времена́ в том пребы́вшу. И внегда́ уже́ пото́м пятоме́сячному вре́мени исполня́ющуся, в тре́тий час дне ма́ло воспряну́в, и в себе́ быв молча́ на одре́ воста́в се́де, и сю́ду и сю́ду от свои́х подкрепля́емь. И внегда́ се́де, бысть во изступле́нии от тре́тияго часа́ до девя́таго, име́я о́чи зря́ща к стро́пу храмину, и уста́ ше́пчуща, но не я́ве, и вся не разсмотре́на. Посреде́ же нарече́нных часо́в ма́ло в себе прише́д, и нача́т проси́ти, от свои́х су́щих, два прело́мка хле́ба: дади́те ми, рече́, о́бе ча́сти хле́ба, и́хже прия́х от честна́го ста́рца. И та́ко рек, положи́ ру́це на ло́но, и в па́зусе пыта́я иско́мая. Не́цыи же от прише́дших привиде́ние таково́е мня́ху, а не виде́нию бы́ти: иска́ху пыта́юще, е́же сказа́ти им вели́кое сие́ та́инство: рцы, глаго́люще, о́тче, не ута́й от нас по́льзования: где в толи́кия часы́ был еси́, и на кий взор ум возводи́л еси́? Я́ко устна́ма тогда́ бесе́довал еси́: нам же ту вельми́ пла́чущым. Он же рече́: умо́лкните ча́да, Го́споду даю́щу, егда́ в себе́ прииду́, и проше́ние ва́ше испо́лню. Сте́кшежеся вся бра́тия о́коло его́. И он нача́т по́весть: е́же у́бо вся умо́м вменю́ по конце́ отцы́ и бра́тия, по то́нку вам испове́дати. Лу́чше бя́ше е́же по уму́ и язы́ку челове́ческому, или́ ели́ка и́мам принести́ па́мяти ра́ди е́же к вам испове́дание. Я́коже седо́х на одре́, двема́ бра́тома подкрепля́емь, прилучи́ся мне ви́дети ошу́и мя страны́, бы́ти мно́жество челове́к, ли́ца им почерне́ла паче смолы, и нето́чна всем, но ины́м вельми́, ины́м же слабе́йша. И о́вии имя́х ли́ца развраще́на, и и́ны очеса́ си́ни: и ины́я уби́йцы, а друзи́и я́ко зве́рие взира́юще. И о́вому устне́ посине́ли, я́ко и оте́кше. И о́вому еди́ны устне́ горе́, а ино́му до́лу: такови́и челове́цы близ одра́ моего́ бы́вше, тща́хуся взя́ти мя от вас. И я́же пе́рвее о́крест вас смотря́х, и мнях не вельми́ страши́ти вас, ниже́ ко устремле́нию боя́тися. И не вем ка́ко разъяри́вшеся, и поя́ша мя свире́по от вас, о́вии за ш́ию свя́зана влеча́ху, ини́и же созади́ ре́яху, друзи́и от и́нде запина́ху, ини́и же мя вельми́ влеча́ху. И на коне́ц заве́дше мя к не́коему бре́гу, зело́ превели́ку, ему́же широта́ бя́ше ели́ко ка́менному верже́нию, глубина́ же его́ да́же и до та́ртара: к таково́му бре́гу ну́жно мя влеча́ху. На еди́ной же стране́ бре́га бя́ше стезя́ зело́ тесна́, я́ко ни еди́ней стопе́ ножне́й мощи тамо вмести́тися. По такове́й же те́сней стезе́ и ско́рбней, нужно онеми влеко́мь бех: к десно́му брегу паче наваля́ющумися, да не ка́ко отто́ргся. Зия́ющую о́ну и непроходи́мую впаду́ про́пасть. Под таково́ю же про́пастию реќа явля́шеся теку́ща, и вельми́ гремя́ща, и шумя́ща тече́нием со мно́гим же тре́петом те́сный он путь преше́дше. Да я́ко к шу́ей стране́ уже́ к концу́ иду́ще, к верху́ бре́га о́ного вели́каго, и его́ реце́, врата́ вели́ка обрето́хом отворе́на. К ни́мже бя́ше седя́ вели́к бу́як мужь, велий взо́ром, стра́шен же лице́м. Ему́же о́чи зело́ развраще́ны, и пла́мень о́гнен исхожда́ше из уст его́ мног, а из ноздре́й испуща́ше дым смердя́щь: и язы́к ему́ ви́сяше из уст его́ ла́коть еди́н. И десна́я рука́ ему́ весма́ суха́, подо́бна столпу́, и бя́ше на́га и просте́рта зело́, е́юже пови́нныя восхища́я, и во о́ну про́пасть вмета́я: и́же и в ней осужде́ннии, го́ре и увы́ вси взыва́ху. Прибли́жившымжеся нам ко мра́чному о́ному ди́виему му́жу, и а́бие вельми́ возопи́ к водя́щым мя, рече́: той лю́бленик ми есть. И внегда́ ру́ку просте́р хотя́ мя я́ти, аз же в стра́се прето́ргся и вострепета́х, и в себе́ спря́тахся. И внеза́пу я́ко не́которым посла́нием яви́стася му́жа два седя́ су́ща, и священноле́пна: их же Андре́я, и Иоа́нна свяще́нныя апо́столы мени́х бы́ти, яко сих ви́дех на святы́х ико́нах пи́саны. И сих ви́дев он зломы́сленный, а́бие ску́тався скры́ся. И та́ко пое́мше мя до́блествене та о́ба ста́рца, и проше́дша пре́дняя врата́ ма́лая. Преше́дше же и вну́трешняя врата́. И изыдо́хом в не́кое поли́сто ме́сто, иде́же до́брая и весе́лая и кра́сная бя́ху. И́же поиска́вше к польско́му кра́ю, обрето́хом ме́сто зла́чно, и прекра́сно: ему́же кра́сную добро́ту, и бу́дущую благода́ть сказа́ти сло́вом зело́ немо́щно. Посреде́ же того́ ме́ста седяше не́который ста́рец многоче́стен, и о́коло его́ мно́жество дете́й па́че песка́ морска́го. Тогда́ у́бо страх аз отложи́в, и мо́лком водя́щая мя вопроси́х: кто есть сей ста́рец? И кто суть и́же о́коло его́ пло́ти безчи́сленыя? О́на же реко́ста: сий есть Авраа́м, и́же слы́шиши ло́но Авраа́мле. И а́бие тех повеле́нием поклони́хся с прилежа́нием, и целова́х того́ Авраа́ма. Та́же к пре́днем ше́ствию поидо́хом. И при кончи́не зла́чнаго о́ного ме́ста стоя́ше ве́лий Елео́н: его́же дубра́ва древе́с мно́жае звезд небе́сных, и на ко́емждо дре́ве сень стоя́ше: и на ко́ейждо се́ни бя́ше одр: и на ко́емждо одре́ бя́ше челове́к, от ни́хже мно́гия позна́х, воспита́вшихся в до́мех ца́рских, и мно́гия от гра́ждан, не́кия и́же на се́лех живу́щыя: други́я и от оби́тели на́шея. Сих же всех ели́цех познава́х, уме́ршии от зде бя́ху. Да внегда́ помы́слих вопроси́ти, что есть ди́вный Елео́н? Предвари́ша они́ ста́рии реко́ша ми, что помышля́еши, глаго́ля: Что се есть вели́кий кра́сный Елео́н, и что суть вся я́же на нем? Се суть и́же слы́шиши: мно́гия оби́тели у Тебе́ Спа́се суть, и по достоя́нию всем разделя́емы, в ме́ру доброде́телей. И мину́вше того́ Елео́на, бя́ше град, его́же добро́та и красота́, и е́же о стена́х управле́ние и слог, немо́щно сказа́ти. Двана́десять препоя́саний по всей стене́ о́коло бя́ху, и не еди́ною пестрото́ю препоя́сана, но разли́чными, по разли́чию многоце́нных ка́менев. И по стена́м врата́ зла́та и сре́брена, и ви́сима по разли́чию. И внутрь врат до́мы зла́ты, и зла́та седа́лища, зла́та подно́жия, зла́ты всхо́ды. И той град весь испо́лнен све́та неизглаго́ланна, испо́лнен благоуха́ния и благода́ти. Обше́дше же весь град той, и ни челове́ка, ни скота́, ни пти́цы, ни и́но что я́же по земли́, и по возду́ху двиза́емая ви́дехом. К кра́ю же гра́да ди́внии до́мове ца́рстии созда́ни бя́ху: в ца́рских же вхо́дех черто́г, ему́же и мера ели́ко каменоверже́ние. От кра́я же черто́га, да́же и до кра́я его́, простерта бяше трапе́за, от вся́каго мра́морна ка́мения: и толи́ко отстояше от земли́, сстоя́ща мужа: и бя́ше испо́лнена вся́ких возлежа́щих. Неизрече́нным же све́том, и благоуха́нием и благода́тию, весь дом испо́лнен бя́ше. На коне́ц же черто́га, ма́ла ча́ша бя́ше, па́че со́лнца сия́юща, на то́йже лежа́щи трапе́зе. От него́же ка́женика два прини́кше светови́дны, и ли́ца их па́че мо́лнии блиста́ющася, и вся́кия ра́дости испо́лнены. И реко́ша о́нем иже со мно́ю ста́рцем: да ся́дет сий на трапе́зе. И а́бие с сло́вом показа́ша и ме́сто. Дов́едше же мя они́ ста́рцы и посади́ша. Они же на еди́нем ме́сте черто́га [ше́дше] седо́ста. Ка́жеником же на мно́зе вре́мени косне́вшым, и донележе они косне́ша, смотри́х аз на о́ной трапе́зе, и мно́гия от возлежа́щих позна́х, и́же от оби́тели сея́ су́щих, и от ми́ра про́чих. По мно́зе же часе́ па́ки ка́женицы прини́кше, гласи́ша ста́рцем, ре́кше: возврати́те сего́, зане́же мно́го жале́ют о нем, о я́же к Бо́гу его́ сбы́тии. И царь уте́шився, мы́слит того́ во и́ночестем житии́ бы́ти: и того́ те́мже путе́м возврати́те, и возми́те вме́сто его, Афана́сия Трая́нова. И а́бие прие́мше мя ста́рцы они́, изведо́ша мя из черто́га и из гра́да, и изыдо́хом о́нем путе́м. Иду́щым же нам, и се е́зера испо́лнена мук: о́во мра́чно, о́во о́гнено: и и́но смердя́щия мглы, и друго́е че́рвия. И друга́я по друзе́й му́це, ви́да и муче́ния испо́лнена река́: и о́бщаго челове́ческаго мно́жества, без числа́ испо́лнена. И уны́л плачь, и го́рько всем рыда́ние. Вся же е́зера проше́дше, и в не́коем ме́сте па́ки о́ного ста́рца обрето́хом, его́же глаго́лаху бы́ти Авраа́ма: и па́ки приступи́в целова́х его́. Он же ми подаде́ ча́шу злату́ по́лну вина́, па́че ме́да сладча́йша, и три посма́ги: и́же еди́наго поква́сив в вине́, изъядо́х. И о́но вино́ все испи́х. Друга́я же два посма́га вложи́х в недра моя, и о́ных у вас вчера́ проща́х. Таже пома́ле в ме́сто о́но доидох́ом, иде́же бе он мужь злосмра́дный седя́ше, иже ви́дев мя, скрежета́ше на мя зубы́ свои́ми лю́то, и с я́ростию и гне́вом глаго́лаше: уже́ от ны́не утече́ мене́, но оба́че не и́мам отсе́ле почи́ти, на тя вс́якая подвиза́ти ми, и на твой монасты́рь. Да уже́ бра́тия моя́, е́же позна́х и ви́дех, испове́дах: да е́же ка́ко в себе́ бых, не позна́х. По бесе́де же его́ по́слан бысть не́кий в Трая́нов монасты́рь, и шед обре́те Афана́сия мона́ха уме́рша, и на одре́ из ке́ллии его́ износи́ма, и вопроси́, когда́ преста́ився? И слы́ша: во вчера́шний день, к девя́тому часу́, во́ньже час сий виде́ние ви́дел бя́ше. Не дале́че бо монастыря́ сия́ от себе́ стоя́ху. Зане́же близ им бы́ти и до дне́шняго дне, еди́нем наста́вником окормля́еми быва́ют. По виде́нии же том пребы́сть лет три́десять, по Бо́зе до́бре жи́тельствуя, управля́я и окормля́я о́ба монастыря́: живя́ше с мона́хи житие́м благоуго́дным. И та́ко от жития́ отше́д в сла́ве Бо́жии.